Автор: ferasha
Переводчик: Sole Fire
Разрешение: получено
Рейтинг: R за выражения, неграфический секс и недетские темы
Предупреждение: Игровые спойлеры, что и так понятно. И все довольно мрачно.
Жанр: профиль персонажа, психология, драма, намеки на романс и целые ведра ангста
Длина: ~9К
Пэйринг: Андерс/м!Хоук, с упором на разницу в возрасте
Саммари: когда Андерс впервые встретил Джулиана, мальчишка был просто большеглазым влюбленным юнцом. Спустя семь лет Джулиан стал всемогущим Защитником Киркволла – а во что же превратился Андерс?
Дисклаймер: На Век Дракона претензий нет.
Примечание автора: Я пыталась создать Хоука, который как можно больше отличался бы от дефолтного бородатого парня, и в результате получился большеглазый, усыпанный веснушками мальчишка, который ни на день не был старше девятнадцати лет, а это наименьший возраст для Хоука, который позволяет игра. Казалось почти жутким то, каким юным мой Хоук выглядел рядом с Андерсом. Именно то, что он казался несовершеннолетним, особенно в первом Акте, и вдохновило меня написать этот фик.
Я немного изменила таймлайн, но в основном в мелких деталях, которые лучше подходили бы для структуры истории. Себастьяна в фике нет – не хватало места для дополнительной драмы, хотя есть намеки на один из его квестов.
Примечание переводчика: шапка чуточку вольно переведена с авторской.
Между тенью и мной
читатьЭто была ошибка.
- Заткнись.
То, что ты сделал, было непростительно.
- Заткнись, я сказал.
Это было несправедливо.
- Не понимаю, отчего тебя это заботит. Ты не Справедливость.
Это ты так считаешь.
Андерс потер переносицу. Как можно избавиться от разговора, протекающего в твоем сознании? Иногда у него появлялось искушение взорвать свою голову в кровавую кашу, только бы знать, что это заставит проклятое существо замолчать.
- Я слишком устал, чтобы спорить, - произнес он, мягче, чем намеревался.
На мгновение дух умолк, словно бы пытался придумать, что сказать. В искусстве перепалки он уже поднаторел – следующая фраза должна была стать добивающей, слова ее должны были звучать соответствующе. Андерс уже слишком хорошо знал все па этого танца.
Это был про-с-чет.
Нет, дух так и не научился менять интонации своего голоса. Для этого необходимы были эмоции, а чувства заставляли этого ханжу из Тени ощущать себя неуютно. Однако то, каким образом дух подчеркнул последнее слово, заставило Андерса вздрогнуть. Словно бы эта сволочь действительно пыталась насмехаться над ним – или еще хуже, злопыхать.
Возможно, частицу человеческой мелочности дух все же подхватил.
- Да уж, это ты точно подметил, - произнес Андерс, надеясь, что на этом дискуссия себя исчерпает, и крепче обхватил руками колени. Он и впрямь слишком устал для того, чтобы спорить.
Несколько минут прошло в благословенной тишине.
Андерс почти поверил в то, что разговор закончился, хотя на это надеяться не приходилось. Дух ему попался болтливый. Всегда таким был, с самой Башни Бдения и неустанных дебатов на тему свободы для кошек. Чем сложней была тема, тем более он радовался.
Не смотри.
Наша песня хороша.
К счастью, выходило так, что дух решил сменить тему.
- Я не смотрю, - солгал Андерс.
Смотришь.
Иногда было слишком легко забыть о том, что существо видело мир сквозь его глаза.
- И что, если смотрю? Это мое право – смотреть, знаешь ли.
Так ли это?
Андерс вздохнул.
- Он, надо сказать, мой партнер. Я могу смотреть на него, трогать или трахать столько, сколько пожелаю.
Дух предпочел сделать вид, что не понимает.
Не смотри, повторил он. В монотонности его слов было что-то почти тревожное.
Возможно, этой сволочи и впрямь было не все равно, подумал Андерс на мгновение. Возможно, он пытается даже защитить его по-своему, неуклюже, не-по-человечески.
Это была ошибка, настаивал дух. Андерс не мог решить, печаль или триумф источал его ровный голос. Еще он гадал, что именно дух считал ошибкой. Наверное, всю его жизнь в целом.
- Заткнись.
Тогда не смотри.
Не то, чтобы он хотел смотреть. Он просто не мог взгляда отвести. Молодой Джулиан был слишком великолепным зрелищем. Словно ставший реальным герой сказаний, и в реальности он выглядел еще более красивым, могущественным и смелым, чем могло бы описать перо Варрика. Он выглядел, как воплотившаяся в жизнь молитва.
Он разговаривал с Орсино и несколькими старшими магами, которых Андерс не знал, рассудительно кивая, обговаривая стратегию, успокаивая людей, уверенный в себе, надежный, будто бы точно знал, что делает. На нем было то, что он называл Доспехом Защитника – странная смесь из железок и крашеного голубым меха, походившая больше на парадный наряд какого-нибудь вождя варваров, а не на мантию мага. Лицо его покрывали татуировки, а светлые волосы были взъерошены, разлохмачены. Конечно, это было сделано нарочно. «Нужно выглядеть соответственно своей роли, Андерс», однажды сказал ему Джулиан, когда Андерс поймал мальчишку у зеркала, старательно приводящего свои волосы в это взъерошенное состояние. – «Революционер должен выглядеть неукротимым, несгибаемым, если хочет, чтобы его воспринимали всерьез». Судя по всему, для Джулиана это срабатывало отлично, поскольку все эти несчастные из Казематов смотрели на мальчишку так, точно сам Создатель им явился. Он стал для них прекрасным вождем, его Джулиан. Иконописным.
Внезапно Андерс почувствовал себя старым, высохшим, остро ощутил кислый запах, исходящий от его засаленного плаща.
Не смотри, говорю тебе. Если будешь смотреть, станет только хуже.
Авелин и Варрик тоже были там, конечно же – даже если им и не слишком нравился поворот событий, женщине присуще было чувство упрямой преданности, а гном не пропустил бы такую заварушку за все золото мира. Не удивляло и то, что долийская ведьма осталась – после того, как погибло все ее племя, девочке попросту некуда было идти. Изабелла и тевинтерский эльф – с этими было совсем другое дело. Для Андерса непостижимым было то, как Джулиан сумел удержать этих двоих возле себя - пиратка гордилась своей эгоистичностью и незаинтересованностью в политике, а эльф поклялся, что скорей проглотит свой собственный меч, чем станет защищать крепость, полную магов. Однако они были здесь, оба, готовы радостно слушать приказы и умереть ради Цели.
У него был талант увлекать за собой, у его Джулиана.
Остальные не смотрят тебе в глаза. Они презирают тебя за то, что ты сотворил.
Андерс сплюнул.
- Мне все равно.
Возможно, ему нет.
- Ему лучше знать.
Уверен?
Да, хотел солгать Андерс, но не произнес ни слова.
Джулиан все еще был занят разговором с Орсино. Вот он улыбнулся и потрепал бестолкового болвана по спине – из всех Первых Чародеев, которые попадались Андерсу, этот тощий эльф был самым большим идиотом – наверное, уверяя его, что Все Будет Хорошо. Правда заключалась в том, что Джулиан скорей всего и сам в это верил. Он всегда был неисправимым оптимистом. Иногда Андерс волновался за него – не подходило лидеру Революции быть столь доверчивым, столь игривым, когда речь шла о событиях настолько угрожающих.
Да, он и впрямь преподал мальчику урок.
С тех самых пор, как они прибыли в Казематы, Джулиан и взгляда на Андерса не бросил.
Хочешь знать, что я думаю? - жизнерадостно продолжил дух.
- Нет, - произнес Андерс, хоть и знал, что ничто не помешает созданию высказаться.
Я думаю…
Ублюдок помедлил, словно бы пытался нагнетать напряжение, начитавшись Варриковых книг.
Я думаю, он не лю…
- Не смей! – неожиданно повысил голос Андерс, вскакивая, чем привлек внимание нескольких изнервничавшихся учеников, которые сидели неподалеку. – Не смей заканчивать это предложение!
Ученики с любопытством глядели на него, будто бы он был уличным комедиантом, чье выступление закончилось плохой шуткой. Затем они покачали печально головами, и снова обратили свое внимание на Джулиана – глаза их при этом излучали обожание. (Андерс прекрасно знал, что они говорят о нем за его спиной. Он был чокнутым старым придурком, который всегда разговаривал сам с собой, и верил в каждую теорию заговора, которую ему случалось услышать краем уха среди параноидальной болтовни пьяниц и сумасшедших. Он называл себя одержимым только для того, чтобы привлечь к себе внимание, и каждому пытался всучить свои глупые манифесты. Он был всего лишь грязным беженцем из Клоаки, и за ширмой его бесплатной клиники наверняка скрывалась какая-то извращенная тайна – возможно, он использовал своих пациентов для каких-то проклятых Создателем экспериментов, поскольку безумия ему для этого хватило бы. Маги в Киркволле жили нормальной, счастливой жизнью, прежде чем он пришел в город и начал бесноваться. Почему храмовники позволили ему безнаказанно шляться по улицам и портить репутацию законопослушных магов – никто не понимал, но причина определенно заключалась не в том, что он был любовником Защитника. С таким ничтожеством Хоук бы ни за что не спал.)
- Я не так уж стар. – сказал Андерс тихо, ни к кому не обращаясь, и снова сел на засыпанный пеплом пол.
Нет, ты стар, - был рад отметить дух. Ты стар в сравнении с ним.
Это была правда, верно. Когда Андерс впервые встретил Джулиана, мальчишка был почти еще подростком.
Когда братья Хоук ворвались в его клинику тогда, годы назад, неуклюжие, с явными пробелами в знании дипломатии, первой мыслью Андерса было то, что старший брат вовсе не походил на мага. Дело было не в том, как он одет, нет. Все в его облике было странным – походка была самоуверенной, но лишенной грации, у него были покрытые мозолями руки и усыпанное веснушками лицо крестьянского парня, который все время проводил, копаясь на грядках, а плечи у него были такими крепкими вряд ли от чтения книг и размахивания посохом. Разговаривал он с грубым акцентом ферелденского провинциала, и пытался замаскировать свою юность тем, что выпаливал невпопад фразочки, которые, наверное, полагал саркастическими.
Варрик, который неизменно следовал за ним по пятам даже в то время, всегда посмеивался при виде этих жалких попыток острить, пока другой братец-Хоук, тот самый злющий молодой человек, который прямо сейчас находился на противоположной стороне баррикад, готовый напасть на них по команде той сумасшедшей женщины, только глаза закатывал и закрывал лицо ладонями. Однако несмотря на свои повадки неотесанной деревенщины и склонность к плохому юмору, мальчишка казался умным, и что-то в том, как он смотрел на Андерса – которого он назвал «первым настоящим магом, которого они встретили с тех пор, как папа умер» - заставляло мужчину чувствовать себя исключительным – за неимением лучшего слова.
Наверное, именно из-за этого чувства Андерс открыл парню больше, чем обычно рассказывал незнакомцам.
- О, так ты беглый отступник, Серый Страж, борец за свободу, целитель бедняков, и одержимый? – перечислил Джулиан, чьи глаза расширились от восторга. – Слушай, это же здорово!
Поначалу казалось совершенно естественным то, что Джулиан искал общества другого мага. Он немедленно провозгласил Андерса своим учителем, и как только у него находилось свободное мгновение от поисков денег для той его идиотской «через-год-мы-все-будем-купаться-в-золоте» экспедиции, он приходил в клинику и докучал старшему магу с вопросами о том, как настраивать меткость зарядов молнии, или как использовать Конус Холода, не отморозив при этом пальцев. Андерс никогда не считал себя хорошим учителем, Создатель упаси – это призвание требовало терпения, а он сей добродетелью не был одарен. Но Джулиан впитывал каждое его слово так, словно бы это была Песнь Света, и, сам того не замечая, Андерс начал предвкушать визиты мальчишки, готовый поделиться не только советами касательно заклинаний. Джулиан слушал его, разинув рот, с широко раскрытыми глазами, иногда даже записывал. Для Андерса естественным было чувствовать себя самым умным, забавным и замечательным человеком во всем Тедасе.
Тщеславие – это порок.
Было трудно поверить, что дух все еще добросовестно жалуется на то, что случилось так давно.
- А твоего мнения никто не спрашивал.
Ты был тщеславен. Я только называю вещи своими именами. Я не лгу. Я Справедливость.
Андерс вздохнул, выводя пальцами узоры в золе, усыпающей пол.
- Нет, ты не он.
Джулиан отдавал распоряжения группе младших магов – Андерс узнал некоторых в лицо, но имен не помнил. Там был тот бедняга, которого они каждые несколько месяцев спасали, в следующий раз обнаруживая в еще худшей передряге – Алан, вроде? Но почему он все еще здесь, он разве не был магом крови?
Большинство из них маги крови. Даже старый эльф. Я это чувствую.
Андерс не был уверен, почувствовал ли он ярость, или ужас, или печаль, или все это вместе и еще больше.
-Это не должно было зайти так далеко – прошептал Андерс.
Ты сам однажды сказал: люди совершают самые разные глупости из отчаяния. Но не беспокойся. Теперь у них есть тот, кто поведет их.
И впрямь, Защитник выглядел даже чрезмерно прекрасным - улыбающийся, ободряющий, поднимающий боевой дух толпы.
Не смотри.
Забавный факт: до встречи с Андерсом сама идея озаботиться притеснением магов ни разу не возникала в голове Джулиана. Андерс понимал – у мальчишки не было никаких причин размышлять над этим. Он был рожден свободным и вырос вдали от цепких лап Круга, и несмотря на то, что он знал, что башни, в которых жили маги, были мрачными, зловещими местами, и что храмовников следует избегать, он никогда по-настоящему не понимал, каково это - быть магом в Тедасе. Поэтому Андерс и счел своей обязанностью обучить мальчишку. Он рассказал ему, что это такое – быть осуждаемым, преследуемым, притесняемым, внушающим страх, лишенным всех радостей жизни, и больших, и малых – тех, которые люди, считающие себя нормальными, считали естественными. Он объяснил, каково это быть ненавидимым – и ненавидеть. Он настаивал на том, что это надо завершить, что мир должен измениться, и Джулиан кивал, впитывая каждое слово. Андерс видел, что мальчик не совсем понимал это – слишком уж абстрактно, слишком сложно и чуждо для парнишки, который большую часть своей жизни провел в какой-то забытой Создателем дыре в провинции Ферелдена. Но все же юный Хоук был талантливым учеником. В мгновение ока он наизусть запомнил все слова Андерса и послушно начал повторять те же мантры всякий раз, что они попадали в ситуацию, которая предполагала выбор между магами и Орденом. Его брат впадал в отчаяние, Авелин морщилась, а тевинтерский эльф трясся от ярости и сиял голубым светом, но мальчишке было все равно. В конце каждой либертарианской тирады Джулиан искал взглядом Андерса, весь трепеща от предвкушения, точно щенок, виляющий хвостом и ожидающий, что хозяин потреплет его между ушей и скажет, что он хороший мальчик.
Очевидно, он никак не мог взять в толк, что Андерсу нравились кошки.
Как раз в то время Андерс начал подозревать, что восторг мальчишки мог обозначать большее, чем просто попытка равняться на товарища-мага.
Это произошло через несколько дней после смерти Карла. Время было ужасное – хоть как Андерс старался найти в произошедшем крупицу смысла, он ощущал себя несчастным и беспомощным, и еще таким злым, как никогда в жизни, даже тогда, когда забрали его кота. Наверное, из-за того, что ему было так горько, он и зашел так далеко, когда мальчик начал утомительно расспрашивать о Карле и Усмирении, как всегда, полный своего безграничного детского любопытства.
Настолько конкретно, как он только мог без того, чтобы скатиться в вульгарность, с улыбкой, которую он полагал одновременно и соблазнительной и ободряющей, Андерс подтвердил, что интересуется мужчинами, а затем принялся внимательно изучать реакцию парня.
На мгновение ему показалось, что его предположения были неверны, и что чувства Джулиана к нему были всего лишь безобидным обожанием. Паренек так покраснел, что даже уши запылали. Он нахмурился, громко сглотнул и начал так заикаться, что и слова произнести внятно не мог. Андерс подумал, что Джулиан оттолкнет его, назовет грязным стариком, может, даже ударит, поскольку слишком смелым было предполагать, что этот неотесанный юный фермер окажется раскрепощенным достаточно, чтобы принять любовь между мужчинами. Когда мальчишка вылетел из клиники, даже не попрощавшись, и, скорее всего, для того, чтобы никогда не вернуться, он испытал облегчение вперемешку с некоторым разочарованием. Только дух в нем ликовал.
Я был прав.
Этот дух, он был так самовлюблен. Он наслаждался звуком собственного голоса больше, чем Орсино и Мередит, вместо взятые.
- Прав ты не был. Он все-таки вернулся на следующий день.
Я был прав в том, что хотел его ухода, уточнил терпеливо дух. Иногда Андерсу казалось, что ублюдок разговаривал с ним, как с слабоумным ребенком. Он вернулся, и вот посмотри, как много добра это нам принесло. Погляди, где мы сейчас.
Андерс поморщился.
- Просто заткнись, ладно?
В следующий раз, что он увидел Джулиана, вид у мальчишки был еще более решительный, словно бы ухаживание за старшим магом стало для него важным новым заданием. Наверное, Андерса самого можно было обвинить. Наверное, все эти разговоры об идеалах и принципах заставили его слишком увлечься ролью учителя. Слова, которые он использовал – «люди должны влюбляться во всего человека, не лишь в тело» - превратили простой флирт в утверждение, в ценность. А парень быстро перенимал всю систему ценностей Андерса. Он начал осыпать его самыми неподходящими подарками (амулет тевинтерской церкви, Создатель милосердный), неловкими комплиментами и уморительным флиртом, который к лицу был только кому-то с полным отсутствием опыта – Варрик вслух хохотал, Изабелла ежилась, а злой младший брат скрипел так, словно бы собирался умереть от стыда. Всякий раз, что мальчишка приходил в его клинику, пациенты умолкали, готовые ловить каждое слово этого нелепого фарса. Андерс никогда еще не сталкивался с подобным, с тем, чтобы с ним заигрывали так нелепо и настойчиво, точно бы он был не взрослым мужчиной, а девой из баллад. За этим, как он ожидал, должны были последовать цветы, или орлесианские шоколадки, или поэзия. Или драконья голова на серебряном блюде.
Это было забавно, это раздражало, это было мило и глупо. Это впрямь досаждало, и этого хотелось ожидать каждое утро теми мрачными днями. Это было чудесно.
Ты безумец. Он был просто дитя.
Духа ничто не радовало больше возможности помешать Андерсу погрузиться в воспоминания.
- Ох, да заткнись! – прошипел Андерс и прижал кулаки к вискам, словно бы намеревался придавить ублюдка внутри. – Я его не от груди матери оторвал. К тому же, это была его идея. Я его не заставлял.
Не заставлял? Она была там, слабая тень издевки в этом нечеловеческом, полном достоинства голосе. Я помню твои слова, даже если ты забыл. «Смехотворно», разве не это ты говорил? «Глупый щенок, попавший в кошачьи лапы»?
- Я… - Андерс хотел сказать что-то, хоть что-нибудь, чтобы заставить существо замолчать и наконец испытать хоть мгновение покоя, но слова не шли. – Я слишком устал для спора.
Но он же сказал ему. Предупредил. Он предупредил мальчишку, что добром это не кончится, что невозможно для человека столь ненормального, как Андерс, иметь обычные отношения, и уж точно не с молодым человеком, у которого впереди было такое блестящее будущее.
Как умно.
Дух одновременно говорил и цинично и обвиняюще. Андерс никогда не был уверен, в силу ли это какого-то странного, сухого чувства юмора, или же он был смертельно серьезен в своих обвинениях.
Сказать одуревшему от любви мальчишке, что объект его поклонения обречен – было все равно что тушить пламя маслом. Это только заставило его больше тебя возжелать. Ты это сделал нарочно.
- Этого я уж точно не делал!
Он снова повысил голос, и ученики бросили на него еще один неодобрительный взгляд.
Признай это. Тебе нравилось внимание.
- Чем больше я размышляю, тем сильней во мне уверенность, что стоило остаться в той Церкви и взорвать нас обоих вместе с ней. Обычный бум – и конец истории.
Дух несколько мгновений молчал. Андерс мог бы поклясться, что этим он давал понять, что смеется.
- Заткнись.
Я ничего не говорил.
Это все длилось около года, глупый период комических ухаживаний и подростковой драмы – год, в течение которого Андерс чувствовал себя центром вселенной. А затем случились Глубинные Тропы, и Джулиан разбогател, а Хоук-младший стал храмовником, и все изменилось.
Джулиан изменился.
Он перебрался в поместье в Верхнем городе, которое ранее принадлежало семье его матери, Амеллам, которые однажды были благородным семейством Киркволла. Идея аристократии его изрядно захватила – он увешал все стены фамильными гербами и наполнил особняк шелковыми коврами, античной мебелью и редкими вещицами со всех четырех сторон света. Он относился к Бодану и его умственно отсталому сыну с уважением, но всегда рад был подчеркнуть, что у него есть пара гномов-дворецких, которые занимались его делами. Он похудел, отрастил волосы и начал одеваться в бархат и парчу, которые стоили не меньше, чем пожизненный заработок ферелденского шахтера. Надо сказать, что выглядел он в них великолепно. Он скупил половину всей Черной Империи – кучу томов Смертного Сосуда, Томов о Магии, и Томов о Чем-то еще – и начал использовать слова длиной в полтора фута в повседневной речи, часто произнося их неверно, но быстро улавливая их истинное значение. Он всегда был умным мальчиком.
Джулиан изменился и в глазах окружающих. Неожиданно имя Хоука оказалось у всех на слуху – каждый желал добиться его внимания, и аристократы, и городские политиканы, и мошенники, и банкиры, Церковь и маги, даже чертовы Кунари. Когда он шел по улице, оборванцы бежали перед ним и вопили «Хоук! Хоук идет!», точно он был идолом толпы. Женщины вздыхали и старались приблизиться, чтобы взглянуть на него поближе, а негодяи прятались, так как справедливость Джулиана уже успела прославиться. Все его любили. Даже если слухи о том, что он отступник, ширились с каждым днем, никто не пытался донести о нем Ордену, даже некоторые из храмовников.
Изумительно то, как у людей всегда находится восхищение для привлекательных белокурых юношей с надеждой в глазах и большими словами на устах.
Тебе обидно, что ты сам так и не стал таким белокурым юношей.
Андерс моргнул.
Если бы вокруг никого не было, он бы, наверное, вскочил и ударился головой о стену, даже если духу от этого и не было бы вреда.
- Знаешь, порой эти твои теории меня потрясают. Для того, кто вечность прожил в Тени и делает вид, будто бы не понимает природу человеческих чувств, ты отличаешься наблюдательностью.
Еще пауза, которую можно интерпретировать как смех.
Я просто провел слишком много времени в твоей голове, хитро заметило существо.
Впрочем, даже несмотря на то, что дух был неправ насчет истинной причины – а он был неправ – в то время после Глубинных Троп Андерс и впрямь был расстроен.
Не то, чтобы мальчишка изменил свою точку зрения насчет положения магов – напротив, за прошедшие месяцы он начал гораздо серьезней относиться к этому вопросу. Он публично осуждал храмовников (Андерс гадал, связано ли это с тем, чтобы доказать что-то своему брату-изменнику), и гордо настаивал на необходимости отменить Круг, даже когда это было не слишком тактичным поворотом в разговоре. Он также отказывал многим заинтересованным поклонникам, и часто шутил, что сердце его принадлежит лишь Андерсу. К тому же, как только возникало важное задание, которым следовало заняться, Андерс всегда был первым компаньоном, которого Джулиан звал на помощь. Однако визитов невовремя в клинику, неуклюжих признаний в любви, часов, потраченных на абстрактные рассуждения о природе магии, когда Андерс рассказывал, а мальчишка слушал, больше не было. Джулиан для этого был слишком занят.
Прошло три года.
У Андерса не было причин жаловаться. У него была своя жизнь – его клиника, его пациенты, и его сеть Подполья Магов. Не то, чтобы ему нужны были отношения. Но тем не менее, он скучал по мальчишке – не по восходящей звезде, а по недавно сошедшему с корабля крепышу-фермеру, который пришел и влюбился в него.
Дети вырастают. Этот факт изменить нельзя.
Андерс спрятал лицо в ладони.
- Пощади меня, пожалуйста. Хватит с меня на сегодня твоей мудрости.
Так ты меня благодаришь за то, что я для тебя сделал?
Дух часто говорил загадками. Несмотря на то, что после всех этих лет Андерс уже наловчился расшифровывать его метафоры, сейчас ублюдок уж слишком темнил.
- Не имею понятия, о чем ты говоришь.
Дух с удовольствием потянул время, прежде чем ответить. На другом конце зала Джулиан разговаривал с тевинтерским эльфом, пожимал ему руку, обменивался пустыми любезностями.
Мне интересно, что бы ты делал без меня. Как раз когда вырез той пиратки стал слишком уж глубоким, когда долийская девочка начала слишком уж полагаться на его советы, а эльфийский воин начал приглашать его по ночам выпить вместе, я впал в буйство, и Джулиан снова обратил на тебя все свое внимание.
Андерс покрылся холодным потом.
- Нет. Все было не так.
Правда? Дух сделал паузу, словно бы желал дать человеку время сказать что-то другое. Так ты уже забыл про ту девочку? Девочку, которую ты едва не убил?
- Это не… - Андерс понял, что едва может говорить, и не в первый раз за ночь подумал о том, каково это – быть взорванным магической бомбой на мелкие куски, ощутить каждую клетку своего тела рассыпающейся в ничто. – Все было не так. Ты негодяй. Лжец. Безмозглый зверь из Тени.
Я не лгу.
Андерс вынужден был прочистить горло, прежде чем продолжил, боясь, что его голос будет прерываться, точно из-за слез.
- Ты знаешь, что произошло, - осторожно произнес он, будто стараясь убедить самого себя. – Я потерял контроль из-за сэра Алрика и его Решения Усмирением. К тому же, зачем бы тебе делать такое? Ты никогда не любил Джулиана. Ты всегда был против того, чтобы я им увлекался.
Ты так забавен, человек.
Ровный голос духа неожиданно показался несколько грустным, и Андерсу стало любопытно, впрямь ли он чего-то недопонял.
Все эти годы ты думал, что это я контролирую тебя. А о противоположном ни разу не подумал.
Потребовалось мгновение, чтобы переварить слова духа.
- Я отказываюсь верить, - прошептал Андерс. Пустое предложение, но он не знал, что еще сказать.
Тогда не верь, заключил дух, и замолк на последующие несколько минут.
Тот инцидент и впрямь изменил течение их жизни. Тевинтерский эльф начал его избегать, а Изабелла прекратила свои неудачные шутки про оргию на троих с двумя фактическими участниками, в то время как Джулиан всерьез и настойчиво озаботился состоянием Андерса, начиная походить одновременно на мамочку и на чрезмерно рьяного сторожевого пса. Он снова окопался в клинике, мозолил всем в Клоаке глаза своими слишком богатыми одеждами, и трясся над каждым словом и жестом Андерса. Это напомнило старые дни – разве что сейчас Джулиан не флиртовал. Он казался слишком встревоженным, наверное, даже смятенным.
Так что Андерсу пришлось сделать первый шаг.
Потребовалось для этого всего-то одно предложение – мальчишка сказал, что никогда не разрешит храмовникам забрать Андерса – и тот выдал глупейшую, слезливую, чрезмерно страстную тираду, которую выцепил из худшего пошиба любовных романчиков, но не осмеливался использовать ни на ком, так как она была слишком уж сентиментальна. Джулиан восторженно все проглотил так же, как впитывал ранее все Андерсовы слова, и немедля сделал ответное признание, с глазами мерцающими, точно от слез, о том, что никогда ни к кому он не испытывал таких чувств. Точно Андерс и сам не знал. Когда он поцеловал мальчишку, он почувствовал мятный запах его дыхания, аромат мыла от волос, такую свежесть, юность и чистоту, что голова закружилась. Джулиан обнял его, и не желал отпускать, неуклюжий, точно впервые кого-то прижимал, и пальцы его путались в перьях на плаще Андерса.
- Я думал, ты меня не пожелаешь, - сказал он, голосом дрожащим и совсем детским. – Я думал, что никогда не сумею стать достойным тебя. Что я для тебя был только сопляком, неважно, что делал, и как старался стать лучше.
До этого дня Андерс и сам не был уверен в том, почему он так бросился на шею мальчишке. Тогда ему казалось, что ему нужен якорь для собственного ускользающего здравомыслия, нужен кто-то, кто будет видеть в нем прежнего человека, а не одержимого, в которого он превращался. Но сейчас бодрые догадки духа казались куда более вероятными, чем он хотел бы признать. Возможно, он был прав. Возможно, Андерс просто хотел крепче привязать к себе мальчишку, ощутив, что Джулиан уходит из его рук.
Но какой бы ни была причина, было неожиданно приятно почувствовать, как тает мальчишка в его руках, смотреть ему в глаза и видеть чистое обожание. Хотелось еще и еще.
Позже, той же ночью, когда он лишил парня девственности на той самой роскошной, огромной постели – они наделали беспорядка с шелковыми простынями и пуховыми подушками, так, что Джулиан весь раскраснелся от одной мысли о том, что скажет его гном-дворецкий – Андерса поразило то, как легко ему удается шептать нежности и обещания вечной любви. Джулиан целовал его, прижимался к нему, смеялся и катался по кровати, и казался полным жизни и счастливым, таким счастливым, каким только столь юное существо и может быть. Андерс гадал, видел ли в нем Карл нечто подобное.
Мысль о том, что когда-то он тоже смеялся вот точно так же, показалась инородной.
Не странно, что он обезумел настолько, чтобы спросить у мальчишки, будут ли они жить вместе.
То, что было дальше, казалось периодом невозможного блаженства, весьма похожим на наркотическую мечту. Эти картины казались сейчас столь далекими – леди Леандра, неловко протягивающая руку, когда Андерс принес с собой все свои вещи в одном небольшом сундучке; Джулиан, провозглашающий всему миру, что он нашел Любовь Своей Жизни, продолжая тем, что заказывает всем в Висельнике выпить; Варрик, угрожающий описать подробности их любовной жизни в своей новой книге, Изабелла, поднимающая за них кружку, и тевинтерский эльф, который морщится так, точно его только что представили самому Черному Святому; Бодан, приносящий им завтрак в постель каждое утро; Джулиан, сидящий у камина и читающий вслух из своих книжек из Черной Империи, пока Андерс поправляет его произношение; Джулианов пес, жующий Андерсовы сапоги и начинающий рычать всякий раз, что они пытаются выпинать его из их постели; Джулиан, причесывающийся и бросающий полотенце в Андерса, советуя ему побриться; Джулиан, извивающийся, дрожащий и стонущий имя Андерса, когда кончает; Джулиан, хихикающий и радостно готовящийся испробовать новый постельный фокус, которому Андерс его только что обучил; Джулиан, спящий по утрам, с разметавшимися по подушкам волосами – и Андерс задумался о том, что, возможно, изредка счастливые окончания возможны даже для одержимых.
Если задуматься, наверное, эти дни были лучшими в его жизни. Лучше даже, чем первые месяцы среди Стражей.
Слишком грустно, что длились они так недолго.
Ты не можешь меня за это винить, неожиданно снова заговорил дух. Андерс дернулся – иногда он с легкостью забывал, что существо всегда было в его голове, читало его мысли.
Это ты разрушил сам.
Андерс набрал полные легкие воздуха и тяжело вздохнул. У него разболелась голова. К концу ночи все, что он будет чувствовать – боль в висках и голос духа, громкий, как гром небесный.
- Хоть в чем-то мы можем согласиться, - проворчал он, растирая лоб пальцами. – Но поведай мне, о мудрый дух, чье знание превосходит меру смертного разума, что еще я должен был делать?
Создание не ответило.
Все закончилось ночью, когда они охотились за серийным убийцей – в это дело Джулиан впутался для того, чтобы «Варрик мог написать свежую забавную историйку», несмотря на все протесты Андерса – и завершилось оно чрезвычайно жестоким поворотом событий. Никто не мог этого предугадать, и когда все произошло, ни один из них не знал, что сказать. Невероятным казалось то, что самые болтливые члены отряда держали рот на замке, и смотрели в пол. Андерс видел, что Варрик никогда и слова не напишет о том, что случилось в той литейной.
Последующие несколько недель превратились в кошмар наяву.
Боль Джулиана была так сильна, что у Андерса болело за него сердце. Мальчишка заперся в своей комнате, отказывался видеться с посетителями, почти не ел, вне зависимости от того, сколько Бодан молил, а эльфийская девчушка плакала. Иногда он днями не вставал с постели, а когда Андерс пытался к нему прикоснулся, не реагировал. Ночами парень часто не мог заснуть, и не раз Андерс просыпался для того, чтобы увидеть, как Джулиан смотрит в потолок, а слезы катятся по его щекам. Андерс чувствовал ярость и неописуемую беспомощность. Это было слишком тяжело для него. Хуже всего было то, что он не знал, что делать – в Башне Круга никогда не учили утешать. Но это надо было остановить.
- Ты не должен так поступать, - сказал он мальчишке однажды ночью, пропуская пальцы сквозь влажные от пота светлые пряди. Джулиан за последние недели совсем себя запустил. – Она ушла. То, что ты заморишь себя голодом, ее не вернет.
Вначале Джулиан не отвечал, просто свернулся калачиком и тяжело дышал, положив голову Андерсу на колени. Прошло много времени, прежде чем он заговорил.
- Я знаю, - прошептал он, непривычно хрипло. – Дело не в этом.
- А в чем? – мягко спросил Андерс, ощущая внутри растущую панику, и пытаясь, чтобы голос его звучал как можно спокойней. – Ты знаешь, что можешь сказать мне все, любовь моя.
Джулиан медленно сел, и когда наконец взглянул на Андерса, тот понял, что ответ ему не понравится.
- Дядя Гамлен кое-что сказал. Это заставило меня задуматься.
Андерс хотел обнять мальчишку, но тревожный взгляд Джулиана заставил его заколебаться.
- Не говори только, что ты близко к сердцу принял злобные излияния этого старого мошенника?
- Обычно я его не слушаю, ты сам знаешь, но теперь… - Джулиан протянул руку, схватил ладонь Андерса, видно было, что он напуган. – Он сказал, храмовники должны выловить всех магов, запереть, и вышвырнуть ключ. Он назвал магию проклятием, которое уничтожило нашу семью, сказал, что мама просто была следующей жертвой. К тому же, он сказал, что я был бы счастливей, если бы был обычным, как Карвер. Нормальным..
- Но это же глупости, любовь моя. – тряхнул головой Андерс, и вздохнул – Это как раз то отношение, против которого мы должны бороться.
- Я знаю, но… - голос Джулиана надломился. – Что, если мы ошибались?
Андерс ощутил, как сжалось сердце. Истинным значением вопроса было – ошибался ли он, и он знал это.
- Ты научил меня всему, что я знаю о мире, Андерс, и я правда благодарен тебе за то, что ты открыл мне глаза, - продолжил Джулиан. – Но иногда…иногда я задумываюсь. Может, все не так просто. Может, магию нужно контролировать. Ты же видел, что тот ублюдок сделал с мамой.
- Он был сумасшедшим! – Андерс чувствовал, что должен реагировать быстро, но слова получились слишком резкими, и Джулиан вздрогнул, слыша его тон. – Это заставило его сотворить подобное, не магия!
- Возможно. Но Гаскар ДюПуи тоже был сумасшедшим? – скорость, с которой Джулиан опроверг его аргумент, означала, что мальчишка и впрямь не раз спрашивал себя об этом. – Или тот мужчина, который писал некроманту и восхищался его работой – исследованием, как он его называл? Каждый ли маг крови, который срывается с цепи в Киркволле, имеет оправдание в виде сумасшествия? Если так, то мы живем в городе, полном ненормальных.
Андерс глубоко вздохнул. Он понял, что вся вселенная мальчишки – не исключая его собственный образ в глазах Джулиана – зависит от того, что он скажет сейчас. Один неверный шаг – и он навсегда потеряет Джулиана. Руки у него дрожали.
- Послушай, любовь моя, - произнес он, и заправил выбившийся локон за ухо Джулиана. – Тем, что заставляет этих бедолаг обращаться к магии крови, является нехватка свободы. Люди делают самые разные глупости из-за отчаяния. Они не видят иного выхода, кроме как обратиться к запрещенной силе. Это не извинение, это объяснение. И потому мы должны сражаться ради блага магов.
Джулиан не казался убежденным, но по крайней мере слушал.
- Мы должны показать им другие пути. То, что есть люди подобные тебе, любовь моя.
- Подобные мне?
С мгновения, что в глазах парня возникла знакомая ему искра, Андерс знал, что находится на верном пути.
- Да. Взгляни на себя, Джулиан. Ты так много совершил. Ты один из самых выдающихся жителей Киркволла, и ты – отступник. Тот, кто всегда был свободен. Магам ты нужен. Они нуждаются в тебе, как в примере. Вожде этой битвы.
- Битвы? – нахмурился Джулиан, но в голосе его мелькнул странный энтузиазм. – Ты говоришь про революцию? Дыханье Создателя, я никогда не подозревал, что ты задумал нечто столь грандиозное.
Я и сам не подозревал, подумал Андерс, но идея, судя по всему, оказывала слишком больше влияние на Джулиана, чтобы от нее отказаться.
- Мы сделаем все вместе, любовь моя. Мы все наладим, сделаем этот мир лучше. Просто не теряй веры, никогда. Киркволлу ты нужен, как вождь.
Джулиан смотрел в пол долгое время, прежде чем ответить. Он сжимал руку Андерса так сильно, что ногти впились в нее почти до крови, но Андерс не подавал виду. С мгновения, что мальчишка поднял голову и встретился с ним взглядом, Андерс знал, что победил.
- Пусть будет так, - прошептал Джулиан. – Если ты думаешь, что это правильно, Андерс. Если ты будешь счастлив, я стану лучше всех, стану самым благородным, самым сильным вождем, который может быть у магов. Увидишь. И я буду сражаться. Я буду сражаться изо всех сил, и я изменю мир ради тебя. Ради нас.
Джулиан поцеловал его, улыбаясь впервые за долгие недели.
- Я обещаю, Андерс. Ты будешь мной гордиться.
Так почему же ты не гордишься?
Это был хороший вопрос.
Защитник Киркволла, самый благородный, самый сильный вождь, который только мог быть у магов, обнимал Изабеллу. Объятие было на мгновение дольше, чем это необходимо, и хотя Андерс и знал, что дружба их была платонической, его болезненно уколола ревность. Ему почти захотелось швырнуть огненный шар в том направлении.
Скажи мне, человек. Он сделал все, что ты хотел от него, даже больше. Почему ты не гордишься?
- Убейся, - прошипел Андерс, и швырнул камушек, громко подпрыгнувший на камнях. – Мои причины тебя не касаются.
Тогда не смотри. Ты не должен смотреть на него.
В те месяцы, что последовали за их драматическим постельным разговором, Джулиан полностью посвятил себя своей новой миссии.
Его недавно обретенный статус Защитника Киркволла немало в том помог. Он спас город самым эпичным способом – менестрели обожали пересказывать историю о его дуэли с Аришоком в деталях, изящно опуская ту часть, в которой он бегал, укрываясь за колоннами, чтобы пополнить магические силы, или велел своему бедному слюнявому псу отвлекать кунари, чтобы он мог как следует прицелиться заклинанием. Множество бродячих сказителей и неустанная пропаганда Варрика быстро сделали Джулиана живой легендой, и каждая душа в Городе Цепей произносила имя Хоука с благоговением. И не только – кажется, ни одно важное событие не могло случиться без того, чтобы Джулиан высказал свое мнение. И люди слушали то, что он говорит. По правде, они его всегда любили, с тех самых пор, что он вернулся с Глубинных Троп, но теперь они его боготворили. Андерс думал, что такое поклонение обычно полагается только мертвым героям – как, к примеру, его злополучному собрату-Стражу, пожертвовавшему своей жизнью, чтобы завершить Мор – но к большому разочарованию Рыцаря-Командора, народ Киркволла предпочитали своего Защитника живым, здоровым и опасно влиятельным.
Чтобы завершить свою трансформацию в Защитника, Джулиан подстриг волосы, сделал татуировки на лице (и жаловался на то, как это больно), накачал мышцы и сменил свои красивые аристократические одежды на варварский наряд. Он был очень доволен своей новой внешностью. Для Андерса это был всего лишь маскарад, театральный трюк – нельзя изменить себя, поменяв цвет плаща – но Джулиан радовался, поэтому он не отчитывал мальчишку.
Однако он осуждал другие решения Джулиана.
Во первых, Джулиан настоял на том, чтобы Андерс оставался дома.
Он дал ему ключ от секретного туннеля, который соединял поместье Хоуков и лечебницу Андерса (зачем, святая Андрасте, вообще существовал такой тайный ход, было вне Андерсового понимания), и настоял на том, чтобы он никогда не ходил по улицам. Он заявлял, что это только ради блага Андерса, что храмовники стали слишком уж бдительными и безжалостными, но Андерс видел, что теперь, когда Мередит распоясалась, Джулиан побаивался очередного связанного с духом инцидента, который бы скорей навредил, чем помог, как и тот, с сэром Алриком.
Эм, я ничего не делал.
Андерс неожиданно расхохотался.
- Дыхание Создателя, да у тебя проклевывается настоящее чувство юмора. Даже не знаю, хлопать или отчаиваться.
Его смех, наверное, был слишком уж громким или пугающим, поскольку ученики заозирались и заерзали, словно хотели бы оказаться подальше от него.
- Это слишком уж смешно, - произнес Андерс, стараясь немного успокоиться. – Иногда ты и впрямь говоришь как Справедливость, но порой я вообще не могу тебя узнать. Ну, где я остановился?
На тех годах, что ты провел дома.
- Ах да. Те годы, что я провел, как тщательно охраняемая жена Защитника.
Джулиан был упрямым мальчишкой, настоящим ферелденцем. Вся его жизнь начала вращаться вокруг идеи революции – Цели, как он ее называл, причем с ощутимой заглавной «Ц». Он говорил о ней с заразительной страстью, преподнося, как улучшение, развитие общества, и даже те, кто не был слишком уверен в необходимости такого плана, в конце концов начинали кивать и поддакивать. Он начал втайне замышлять на пару c Орсино, спасал отступников и выводил их из Киркволла, саботировал храмовников когда только мог, и охотился за магами крови, прежде чем они успевали натворить сколь-либо заметных проблем. Он перехватил связи Андерса в Подполье Магов, создал сеть преданных последователей, который эффективно выполняли все его приказы. Он читал книги о политике и управлении – толстые, скучные тома, которые могли бы проломить череп, если бы свалились кому-то на голову – и больше не просил Андерса помочь с сложными словами. По ночам, после возвращения домой, измученным всеми теми чудесными делами, которые он умудрялся сотворить за день, он просто валился на постель и засыпал, настолько довольный собой, что даже не ждал, пока Андерс выслушает, что он сделал, и похвалит его, назвав хорошим мальчиком.
Он был блестящ, как и всегда. Это было невыносимо.
- У нас все превосходно получается, Андерс, - говорил он, когда их пути в поместье пересекались, и Андерс говорил, что чувствует себя заброшенным. – Мередит съезжает с катушек, но я держу все под контролем. Дай мне немного времени, и даже Первосвященница перейдет на нашу сторону. Не надо ожесточаться и быть таким подозрительным. Ты должен быть счастлив.
Частично Андерс понимал, что Джулиан прав. Частью он до сих пор хотел обнять мальчишку и крепко держать, вдохнуть запах мыла, впутать пальцы в взъерошенные светлые локоны. Но всякий раз, когда Джулиан успокаивающе улыбался ему и говорил так, точно Андерс был неблагоразумным, ему хотелось ударить мальчишку по лицу, сломать ему этот его хорошенький нос. Он посмотрел бы, как парень будет бегать и разжигать революцию, лишившись нескольких зубов.
Иной проблемой для Андерса стало то, чем заполнить свои дни.
Можно было проводить время в клинике, но с каждым уходящим днем количество пациентов, которые согласны были позволить ему заняться ими, уменьшалось. Как раз тогда начали распространяться те жуткие слухи о нем. Андерс понял, что это его собственная вина – слишком сложно было контролировать свой гнев, и он орал почти на каждого, кто входил в клинику, тыча в лицо своим манифестом – но тем не менее, он чувствовал себя подавленным. Все эти годы он лечил их бесплатно, исцелял заражение, держал за руку, когда они умирали, принимал роды, и некоторые даже называли детей в его честь. Но при первом признаке неприятностей неблагодарные ублюдки сбегали.
Очень по-человечески.
Он оставался дома все чаще. В лучшем случае он перечитывал все романы, которые и так уже и так выучил наизусть, или гладил старого пса мальчишки, который так никогда и не оправился до конца после битвы с Аришоком. В худшем ему приходилось слушать Бодана Феддика, который разливался о том, какой Мастер Хоук замечательный человек, почти такой же замечательный, как покойный Герой Ферелдена, или же считать, сколько раз дурачок произнесет «колдовство» в течение одного часа. Время текло медленно, так медленно, словно бы дело тут было в магии, и каждый день напоминал предыдущий. Андерс чувствовал себя одиноким до крика.
Я был твоей компанией.
- Да, в этом ты постарался. Помню, теми днями мы спорили так много, что та бедняжка-эльфийка чуть с ума не сошла.
Духу пришлось несколько мгновений подумать, прежде чем ответить.
Это был мой долг – указывать на твои ошибки. Я Справедливость.
- Сколько еще раз мне надо повторять? – Андерс вздохнул и прижался головой к стене. – Ты не он.
Иногда по ночам он шел в Висельник. Джулиан редко был там – у Защитника Киркволла было полно более важных дел – но остальные члены их отряда часто собирались вместе. Они пили, играли в карты, смеялись над только им понятными шутками, рассказывали анекдоты о тех их приключениях, в которых Андерс не участвовал. (Тогда он и узнал, что Джулиан недавно прикончил высшего дракона. Мальчишка даже не сказал ему об этом, куда там принести голову на блюде.) Он находил их компанию раздражающей и неприятной, и, судя по всему, это чувство было взаимным.
- С тобой невозможно разговаривать, Андерс, - однажды сказала ему Изабелла. – Да, магов притесняют, храмовники с цепи сорвались, жизнь несправедлива, и все в том же духе. Но Хоук старается, как может, чтобы это изменить, и у него получится, у него всегда получается. Если бы я была на твоем месте, я бы ценила то, что для меня так далеко заходят. Так что скажи этому своему Справедливости, чтобы поостыл, и когда в следующий раз Хоук вернется, не ори на него, а лучше оттрахай до потери пульса. Вам обоим это будет только на пользу.
- Он не делает это ради меня, - быстро ответил Андерс. – Он делает это ради Цели.
- Не понимаю я тебя, просто не понимаю. – Изабелла склонила голову и посмотрела на него с такой грустью, что стало больно. – А я когда-то считала тебя очаровательным.
Даже после многих лет, мысль о выражении ее лица, когда она это произнесла, печалила Андерса.
- Она права, знаешь, - рассеянно улыбаясь, сказал Андерс духу. Нечасто он первым обращался к созданию. – Я когда-то был очаровательным. И забавным. Это было до тебя. Я был самолюбивым, поверхностным, беспечным парнем, который любил рассказывать анекдоты о сиськах Андрасте. Я умел так взглянуть, чтобы коленки подогнулись – и носил сережки, и шелковые шарфы, и длинные волосы в аккуратном хвостике, и все считали, что я красавчик, хоть и чуточку глуповат. Я мог выболтать себя из любой передряги, и любил свою свободу почти так же, как любил развлекаться или флиртовать с девочками. Или мальчиками. И хотя я был поверхностным и ненадежным, даже порой трусливым, люди меня любили.
Последние слова прозвучали столь нереально, что он ощутил необходимость повторить их.
- Люди любили меня.
Андерс вздохнул, ощущая, как его головная боль все ухудшается, и постарался не думать о прошлом.
Джулиан подошел к долийской волшебнице. Она вся дрожала, словно собиралась расплакаться, и он нежно взял ее за руку. Она всегда смотрела на него с преданностью во взгляде, и Андерс подозревал, что она влюблена в мальчишку. Джулиан относился к ней с теплотой – даже хотя она была проклятым магом крови – но по счастью о чувствах ее не догадывался. Но сейчас Андерс не мог не заметить, как красиво они выглядели вместе, гибкая тоненькая эльфийская девушка и сильный молодой юноша, держащиеся за руки, словно бы они были идеальной парой, которая откроет миру новое светлое будущее.
Андерс закрыл глаза.
И вот мы пришли к твоему великому плану.
- Забавно, как ты называешь его «моим великим планом», даже если считаешь, что ничего великого в нем нету.
Это, казалось, сбило духа с толку, и ему понадобилось подумать пару мгновений, прежде чем найти что ответить.
Зачем ты сделал это, человек?
Менять тему было излюбленной методой существа уклоняться от спора, который он не понимал. Чтобы люди снова тебя полюбили?
- О, ты мог найти что получше сказать. – тихо хихикнул Андерс. – До сих пор у тебя порой случались довольно интересные теории, но то, что ты теперь выдал, почти не имеет смысла.
Пауза. Возможно, дух думал, что еще сказать, или же просто смеялся.
Мы оба знаем причину.
- Да ну, так уж и знаем?
С закрытыми глазами Андерсу казалось, будто в мире ничего нет, кроме духа и его головной боли.
- Что, если я тебе скажу, будто впрямь верил, что нет другого выбора? – сказал он спокойно, тихо. – Джулиан хотел свою революцию – мою революцию – но слишком уж запутался в политике и переговорах. Он попал в патовую ситуацию. Кто-то должен было хоть что-то сделать, поэтому я взял это на себя вместо него. Я убрал возможность компромисса, потому что компромиссов здесь быть не могло. Я дал ему то, что он хотел, чтобы он исполнил мою мечту. Ту мечту, которая заставила меня поддаться тебе, впустить тебя в свое тело – свободу для магов, дух, если ты помнишь.
Я помню, человек. Ровный голос духа был окрашен чем-то очень странным, словно бы существо, как ни странно, ностальгировало. Я просто не уверен, что ты помнишь. Особенно теперь, когда ты лжешь сквозь зубы.
Андерс знал, что он должен опровергнуть эти слова, протестовать – такими уж были правила игры между духом и им – но их разговор слишком уж далеко их завел. Он просто чувствовал себя оцепеневшим, старым, слишком уставшим, чтобы продолжать игру.
- Ты выиграл. Признаю. Я лгу.
Этим он достал духа. Ублюдок замолк.
Когда Андерс открыл глаза, Джулиан говорил с Варриком. Гном потрепал парня по плечу, и, наверное, сказал что-то не очень приятное, так как Джулиан нахмурился и закусил губу, забывая о своей роли Защитника Киркволла. Затем, на долю мгновения, он взглянул в сторону Андерса. Хотя мальчишка очень быстро отвел глаза и продолжил разговор с гномом, Андерс почувствовал, что сердце его забилось чаще. Наверное, они говорили о нем.
Стыдись. Он доверял тебе. Он любил тебя. Ты, безумец.
То, как дух с нажимом произнес слово «любил», заставило Андерса вздрогнуть.
Помнишь, как он был счастлив, когда ты сказал, что нашел способ разделить нас?
Андерс мог вспомнить широкую улыбку Джулиана и радость в его глазах, когда он рассказал ему этот план. Мальчишка обнял его, сказал, что сделает все, чтобы помочь, и на мгновение перестал быть похож на Защитника Киркволла, и снова сделался неуклюжим, впечатлительным крестьянским парнем из Лотеринга. Андерс испытал странную вину за то, что лжет ему.
- Я должен был ему хоть что-то сказать. Другие заставляли его охотиться за рабовладельцами, исследовать дома с привидениями, торговаться за пиратский корабль, изгонять демонов из древних зеркал. Что я должен был сделать, сказать ему, что я хочу, чтобы он поблуждал по пещерам, раскапывая всякую дрянь, просто ради смеха?
Дух, кажется, не впечатлился горьким юмором Андерса.
Даже после того, как он поймал тебя на лжи, он доверял тебе., упрямо продолжил он свою литанию. Он отвлек Первосвященницу для тебя. Он любил тебя. Ты, подлое ничтожество
- Я должен стыдиться, - прошептал Андерс, вспоминая, как перебирал волосы Джулиана пальцами. – И впрямь, я должен стыдиться.
Создание не умолкало, голос его был все громче, а энтузиазм возрастал, словно бы оно обращалось к целой аудитории, а не к одному мужчине внутри его головы.
И снова ты меня использовал. Ты и-с-п-о-л-ь-з-о-в-а-л меня! А почему бы и нет? Я лучшее оправдание всем твоим грехам. Я лучшее орудие привлечения внимания. Тебе повезло, что у тебя есть я. А ты ведь хитрец, ты всегда таким был. Какой умный план ты придумал. Так искусно нашел способ избавиться от многих проблем одним ходом. Не думай, что можешь скрыть их от меня. Ты, безумец.
Дух сделал паузу, ожидая, что Андерс вмешается в его речь, но тот не поступил, как он ожидал.
Ты не мог позволить какому-то ферелденскому выскочке обставить тебя, украсть твою роль, конечно же. Ты не мог позволить миру восхищаться этим жизнерадостным белокурым юношей, у которого все так легко получалось, пока ты превращался в сумасшедшего старого чудака. Это должна была быть твоя битва. Твоя Цель. Твое имя должно было быть вписано в историю, завистливый червь. Зеленоглазое чудовище.
- Пожалуйста, перестань. – наконец произнес Андерс, отлично зная, что создание не замолчит.
И есть еще другое преимущество, не так ли? Никакая Цель не может отнять у тебя твоего любовничка, собственнический фанатик, и не имеет значения, сколь она важна. Не имеет значения, что он все делает ради тебя. Безупречная идея, этот твой план – как вы, люди, называете подобное, «беспроигрышная ситуация»? Ты взрываешь Церковь и начинаешь войну. Если он убьет тебя за твое злодеяние, ты умрешь мучеником, а он продолжит жить с твоей кровью на руках и с твоим именем в сердце. Если он пощадит тебя, вы оба обречены на жизнь беглецов, на то, чтобы скрываться, путая следы на весь остаток своих дней, и вновь у него не будет никого, кроме тебя. В любом случае при тебе останется и Цель, и мальчишка. Ты, одержимый.
- Ты как-то уж слишком увлекся, - пробормотал Андерс. – Если я безумец, тогда и ты тоже.
Великолепный план, настаивал призрак, не обращая на Андерса внимания. Чудесный план. Слишком плохо, что он провалился.
Андерс вздохнул.
Какой просчет.
Создание определенно наслаждалось, используя это слово. Если бы это только не являлось правдой.
(продолжение в комментариях)