ДАО 34

[sword-slashed]

В дни детства в антивском борделе Зевран крепко дружил с одним из других шлюхиных отпрысков (пол и раса опциональны). Только Зеврана, как известно, продали воронам, а вот его дружеский интерес остался в родном борделе, подрос и начал там же работать.
Много лет спустя (тайминг пост-игровой) Зевран возвращается в Антиву (возможно, вместе с ГГ) и заглядывает в это богоспасаемое заведение (возможно, привёл ГГ на экскурсию), и узнаёт там означенный дружеский интерес.
Жанр, рейтинг, последствия – любые.

@темы: Dragon Age: Origins, Cлэш, Фанфик, Выполненная заявка, Зевран Арренай, Dragon Age: кинк-фест, Табрис (m)

Comments

[yisandra]

Предупреждения: слэш, сетчатая точечная конструкция, отсутствие сентиментальных рыданий над, несомненно заслуживающей этого, жизнью проститутки и проституцией вообще. Бесстыдное домысливание фактов, устроение антиванского публичного дома выдумано из головы, куча допущений, ООС… В случае резкого расхождения с некими неизвестными мне фактами канона (что вполне возможно), рекомендуется списать это на АУ, и жить долго и счастливо.
Я исхожу из того, что на конец игры возраст Зеврана – 29-30 лет, ГГ – 20-21, Эйла – 27-28 соответственно. Это одно из допущений. Летом в Антиве очень жарко. Это ещё одно допущение.
Сходство имён Эйла и Эйка сделано сознательно, простите, если это неудобно.
Вы помните про перевёрнутую карту?
Да, и базовое допущение. Оно деликатное. Я не знаю, есть ли в игре противоречащие ему факты – я недостаточно общалась с Зевраном для этого. Но я исхожу из того, что дети шлюх, хозяйка которых не запрещает им держать отпрысков при себе – не являются малолетними проститутками. Они там, понимаете, живут. Болтаются под ногами, подай-принеси, могут прислуживать, мыть и убирать, коль скоро мать не так успешна, чтобы оплатить их содержание. Вообще, заведения, предоставляющие услуги такого рода от детей – это совершенно отдельные заведения, и каковы их отношения с местной церковью, я не знаю. Малолетнюю же проститутку педофилу проще снять на улице – если он не боится, что уличная шпана его прирежет и ограбит, конечно, вместо – или после – того, как ублажить.
Текст может быть сложным для восприятия, поскольку присутствует хронологическая мозаика. Если вам показалось, что вы заблудились – взгляните на цифру в начале кусочка.
Кроме того текст дважды полностью переписывался, посему возможны ашипки. Если что – прошу прощения.


Шлюхины дети.

3.
- А если меня попробуют не пустить, то я… - Эйк Табрис на миг задумался и тут же неприятно улыбнулся. – Ох, что я сделаю, что сделаю! Это богоспасаемое заведение навеки запомнит визит Серого Стража! На руинах придётся устанавливать мемориальную табличку!
Зевран усмехнулся и комично-церемонным жестом подал ему руку. Пальцы у Эйка были тёплые и подвижные, и они возбуждённо вздрогнули, когда Зевран, переводя Табриса через порог, интимно, с мягкий язвящей ноткой сарказма, шепнул ему:
- Добро пожаловать в «Сад удовольствий»…
Не из-за слов, о нет. Просто у Эйка на редкость чувствительный слух, и некоторые интонации действуют на него излишне сильно.

***
Зевран сам был удивлён, обнаружив что «Сад» всё ещё существует и даже более чем процветает.

Он никогда не хотел вернуться сюда – ни из ностальгии, ни ради мести. И сейчас не испытывал сильных чувств – ни хороших, ни дурных – разве что незначительное праздное любопытство. От того мальчика, который родился в этих стенах, его отделяло слишком многое, чтобы смазанные воспоминания детства могли влиять на что-то. Им было просто не к чему в нём – нынешнем - взывать.

Он не собирался вести сюда Эйка. Это произошло случайно - внезапный, беспричинный порыв – и показалось хорошей идеей. Табрис очень молод, даже юн, и с юным пылом предаётся любви, в искусстве которой для него ещё столь многое неизвестно… и заманчиво, как всё неизвестное. Он всё порывался посетить денеримскую «Жемчужину» отнюдь не по делу, но не сложилось. Наверное, сходить с ним в «Сад удовольствий» окажется забавно…

***
Вечер только начался, зал не был заполнен и наполовину, большинство «леди» скучали без кавалеров, лишь под двумя из пышно изукрашенных ламп наблюдалось оживление. Да, дела у заведения явно шли отлично – в дни детства Зеврана хозяйка не могла позволить себе живой оркестрик, пусть и небольшой, но отменно сыгранный.
Может быть, со стороны Эйка отправиться в бордель прямо в броне Серого Стража, было неоправданным эпатажем, но сейчас это оказалось даже удобно, сразу задрав рейтинг новых посетителей в глазах местных тружениц. Серых Стражей в Антиве уважали.
Зевран потянул Эйка за стол в углу, под маленький неяркий светильник – удачное место, чтобы наблюдать за залом, держа на виду все входы в помещение, и не привлекая излишнего внимания. И, так, между прочим, за спиной – стенка. Задрапированная мягкой тканью сочного цвета, но вполне надёжная.
Как только гости опустились на стулья (больше всего напоминавшие будуарные пуфики, к которым зачем-то приделали высокие спинки), со стороны стойки с напитками в их сторону скользнула девочка лет 12, грациозная как кошка-подросток и очень хорошенькая в форменных бархатных штанишках и жилетке. Она была слишком мала для «леди», и оказывала гостям иные услуги – за небольшую плату или угощение (которое, к слову, как и в любом борделе, стоило дороже, чем в самом дорогом трактире) предоставляла информацию о «леди», их рангах и ценах, а также принимала заказы у желающих накормить или напоить уже выбранную спутницу – или спутника.
Самые смышленые из таких детишек, вырастая, становились вовсе не шлюхами или куртизанками - о нет, берите выше! Талантливые администраторы, шпионы и осведомители, которыми так славится солнечная Антива, почти поголовно выросли при борделях.
- Доброй ночи, уважаемые, - сладко прощебетала девочка, согнувшись в избыточно почтительном поклоне. В её деле с подобострастием невозможно переборщить – любой посетитель заведения того ранга, какого был теперь «Сад», мог оказаться «очень важным человеком» инкогнито в поисках развлечений.
- Садись, милая, - Зевран бросил на стол монетку.
Девочка повторно поклонилась и без малейшего промедления вспрыгнула на третий пуфик со спинкой. Монетка шустро и как бы по собственной воле исчезла в рукаве её винно-красной рубашки.
Эйк одобрительно сощурился, оценив талант ребёнка. С такими ловкими руками она бы и на улице не пропала, надо полагать.
- Я впервые в борделе, - Эйк попытался состроить олений взгляд, но девочка ответила ему тем же, и какое-то время они соревновались в мнимой невинности. На равных. – Расскажи, а вот… вот это кто, например? – и он бесцеремонно указал пальцем на первого попавшегося из «леди». который уже нашёл себе клиента. «Леди» был симпатичный жгучий брюнет классического антиванского типа внешности, а лет хорошо если двадцати; клиент – сухопарый брюзгливого вида священник раза в два старше, рано начавший лысеть, но сохранивший крайне респектабельный вид. Клиент явно был из прижимистых – по мимике было очевидно, что он торгуется и недоволен расценками, к тому же перед брюнетом до сих не стояло никакой выпивки или закуски, а, учитывая как мастерски «леди» разводят своих гостей на угощение, это о многом говорило.
Девочка вкрадчиво замурлыкала, умело рекламируя брюнета. Эйк внимал, простодушно моргая, и задавал неуместные вопросы.
Зевран с улыбкой откинулся на спинку пуфика. Всё шло отлично, все вовлечённые в процесс получали удовольствие. Эйк любил иногда врубить режим «я простой, как три медяка, парень из эльфинажа, милый, неотёсанный, манерам не обучался, писать-читать не умею, поможите чем можите», его это развлекало. В бордельной девочке он, видно, нашёл понимающую душу. Что сказать, сошлись два вора-карманника… Зевран, будучи в первую очередь убийцей, и имея совершенно иные привычки взаимодействовать с миром и людьми, не был подходящим партнёром для подобного противостояния.
Зато он отлично подходил для другого, и в этом никто не мог составить ему даже минимальной конкуренции.
Поэтому Зевран не ревновал Эйка. Никогда.
Впервые в жизни у него была связь, дарящая чувство подлинной незаменимости.
***

[yisandra]

1.

Лето в Антиве – жаркая пора, ежегодно собирающая жатву недотёп и неопытных путешественников, не озаботившихся поберечься от солнечного удара.

Сейчас разгар лета, почти полдень – самое опасное и мучительное время.
Окно в комнате широко раскрыто, но воздух застыл душным комком янтаря и не движется. Несвежая простыня сорвана с высокой пышной кровати и грязным сугробом валяется на ковре.

На постели, откинув в ноги одеяло, спит рыжеволосая тонкорукая эльфийка. Завитые прошлым вечером, но успевшие уже почти полностью выпрямиться, рыжие локоны наполовину заслоняют покрытое испариной лицо.
Женщина спит тяжёлым, жарким и нездоровым сном – после бессонной ночи и вина, которое ей, пожалуй, не следовало пить. В изящных ушках – неснятые серьги: крупные фальшивые камни, длинные звенящие подвески...
Женщина хмурится во сне. Сейчас, после бурной ночи, в безжалостном свете дня, без обычного для неё макияжа, сглаживающего приметы возраста, она выглядит даже старше своих лет. Ей можно дать все сорок.
На самом деле Алиме лишь чуть за тридцать, и она – главная драгоценность «Сада удовольствий», «первая дама» среди «леди». У неё богатые влиятельные любовники, и она могла бы завязать с борделем и стать содержанкой в тот же момент, когда ей пришло бы в голову такое решение.

Драпировки занавеса, закрывающего дверь, идут волнами, и из-под тяжёлого бархата, поднимая ткань над головой, появляется ребёнок – мальчик лет хорошо если пяти. Эльф и, несомненно, сын Алимы – слишком велико сходство. При этом мальчик настолько же некрасив, насколько хороша собой Алима – маленький для своего возраста, с широким, как у лягушонка, ртом, оттопыренными ушами… и, в довершение всех бед, глаза разного цвета.
Впрочем, эльфийские дети часто хорошеют только с началом полового созревания, и есть ещё слабая надежда, что мальчик «перелиняет».

Прокравшись к кровати, он начинает трясти Алиму за белое плечо – сначала слегка, потом более настойчиво:
- Мама, маааам, мамочка! Проснись!
Женщина что-то бормочет сквозь сон, потом невнятно откликается:
- Милый, мамочка устала, она всю ночь работала… Дай мамочке поспать…
- Ну мааам… Поиграй со мной…
С мученическим стоном Алима, не открывая глаз, тянется рукой в тайник под днищем кровати, с третьей попытки нашаривает крючок, откидывает его, достаёт мягкий кожаный кошелёчек. Наугад вытряхнув из кошелька две монеты, она протягивает их сыну:
- На, милый… иди, развлекись… купи себе что-нибудь…
Глаза мальчика расширяются, он не в силах противостоять искушению невиданным богатством - быстро сгребает с тёплой ладони две совершенно настоящие, блестящие серебрушки и, помедлив, идёт к двери.
Голос матери догоняет его у самого занавеса:
- Эйлил!
- Да, мамочка?
- Купи себе поесть… не забудь… - произносит Алима и со вздохом засыпает, неосознанно подложив под щёку кошелёк.

- Ну что? – нетерпеливо интересуется стоявший на стрёме в коридоре старший товарищ. Он действительно старше – не меньше, чем на год – значительно симпатичнее и намного хуже одет. Откровенно говоря, его длинная рубашка явно перешита из старой женской, а штанов на нём нет вовсе. Впрочем, непохоже, чтобы отсутствие штанов его смущало.
Эйл молча показывает товарищу монеты.
- Ого, да ты молодец сегодня! - искренне хвалит товарищ, и треплет мелкого Эйла по и без того лохматой голове. Тот уже не скрывает довольную улыбку. Очень широкую. Пусть с ним не поиграли – но зато деньги…

***
- Эй, выблядки ушастые! – добродушно окликает их флегматичный дневной охранник, и бросает огрызком яблока в Зеврана, но тот сноровисто уворачивается и показывает человеку язык. – Куда шкандыбаете-то? Опять шляться?
- Ага! – гордо отвечает Эйл и оглядывается на Зеврана. Тот поднимает брови.
И они идут шляться.

Две монеты серебром – целое состояние для двух мальчишек, за которыми никто не присматривает и не ограничивает в желаниях.
Они едят горячий, свежий, только что испечённый хлеб, кормят остатками румяных корочек жирных голубей, а потом гоняются за глупыми птицами по всей площади, возмущая сонную тишину вымершего в честь сиесты города.

Самое жаркое время они пережидают в развалинах старой Арены Солнца за городской чертой, в компании многочисленных местных кошек, в тени наклонной плиты. Но сперва, пользуясь тем, что все нормальные люди, гномы и эльфы попрятались по домам, где пьют прохладительные напитки и держат ноги в тазике с водой, Эйл стоит на стрёме, пока Зев крадёт с чьей-то бельевой верёвки подходящие ему штаны. Вместе с верёвкой – сгодится вместо пояса, штаны всё же чуть великоваты…

Эйл гладит кошек. Наверное, это рискованно и негигиенично, но его это не волнует. Всё равно вечером его запихают в лохань с порошком от паразитов и мылом и вымоют целиком, вместе с головой, не обращая внимания на плач и возмущение. Это факт его жизни, неизбежный как рассветы и закаты, как ночёвка на кухне борделя под смех и музыку из зала, и как дневное шляние в компании Зева.

Когда жара начинает спадать, они возвращаются в город, покупают пояс к новым штанам – не кожаный, конечно, но из хорошей ткани в два ряда, вполне прочный на вид, а спустя ещё полчаса – сладкие печеные яблоки у флегматичного усатого торговца в широкополой соломенной шляпе. Едят их, торопясь и обжигаясь, потом останавливают разносчика воды и пью вволю.

На площади полно народу, женщины среднего достатка выводят на прогулку своих детей, те чинно кормят одуревших от такого обилия еды и внимания голубей. Зев и Эйл сидят на парапете фонтана и высмеивают ухоженных упитанных детишек, вынужденных париться в приличной одежде, и не способных и шагу ступить без пригляда и разрешения строгих мамаш.
Они болтают негромко – ещё не хватало, чтобы оскорблённые обыватели позвали стражу. Тогда ведь придётся сливаться отсюда, да ещё и в темпе, а в жаркий летний день так приятно посидеть у прохладной воды, и совсем не хочется куда-то бежать…

Они смеются – и в этот момент совершенно не завидуют своим сверстникам, кормящим голубей золотистым зерном.

***

[yisandra]

4.

Эйк уже купил девочке сладкой лимонной воды (по цене хорошего вина), и продолжал неустанно расспрашивать, перебрав большую часть одиноких «леди». Зевран наслаждался представлением, и не собирался вмешиваться.

- А вот это кто? – спросил Эйк, указывая на редкостно красивую платиновую блондинку, напоминающую тонкий цветок, выточенный из белоснежного мрамора. Сидя в окружении четырёх богато одетых мужчин, блондинка отстраненно принимала их ухаживания, а кавалеры наперебой предлагали ей угощение и пытались увлечь беседой. Зевран отлично понимал причину их стараний. По всему видно, женщина была из «первых дам» заведения – такие могут позволить себе выбирать клиентов самостоятельно, не оглядываясь на хозяйку. Когда ей покажется, что ухажёры потратились достаточно, она уйдёт наверх с одним из них. Прочим придётся утешаться в объятиях более сговорчивых «леди».

- Это Белая Роза, - муркнула девочка и начала петь дифирамбы блондинке. Она делала это весьма умело, и за почти час ни разу не повторилась, расписывая достоинства местных работников – Зевран специально следил. Из такой выйдет отличный бард, кстати говоря.
- Я бы хотел пригласить её, - простодушно сказал Эйк. – Это можно?
На нежном личике девочки даже на миг не возникло тени:
- Конечно, господин, но к сожалению, не сегодня. Я охотно передам ваше приглашение…
«…и скорее всего она откажет», - продолжил про себя Зевран. Некоторые вещи никогда не меняются. Впрочем, невелико горе – он хорошо знал профессионалок того типа, к которому принадлежала Белая Роза: привлекая мужчин мнимой холодностью и равнодушием, в постели они не представляли собой ничего интересного, а в обыденной жизни, все как одна, оказывались почему-то стервами и темпераментными истеричками.

Занавес, закрывающий дверь на лестницу, разошёлся, отодвинутый чьей-то рукой, и в зале появилось новое действующее лицо.


***

2.

В конце концов они начинают дурачиться и толкаться, и в итоге оба оказываются в фонтане, откуда вылезают здорово освежённые, и отправляются обсыхать на чью-то крышу, и спустя пару часов их пытается изгнать оттуда крикливый молодой человек с чахоточным румянцем на щеках.

А потом происходит эпохальное событие. Их жизненный путь пересекается с медовыми коржиками.
Горячими, сладкими, только что с огня. Политыми сверху вишнёвым сиропом.

***

…Зев и Эйл во многих вопросах расходились во мнениях. Откровенно говоря, у них было куда меньше общего, чем может показаться со стороны, и имей хоть один из них какую-нибудь альтернативу, они бы, наверное, никогда не подружились.
Но одно чувство всегда объединяло их безусловно – любовь к медовым коржикам.

Однако судьба жестока и несправедлива, и к этому моменту в кармане Эйла звенело лишь несколько медяшек. Этого с трудом хватало на один-единственный коржик, что, как вы понимаете, слишком мало.

…Уличная торговка подозрительно оглядела мелкого, страшненького как чучело, эльфёнка, выросшего перед её лотком и доверчиво протянувшего ей пять медных монет. Получив коржик, он сделал жалобные глазки и робко попросил ещё один.
Возмущению торговки не было предела. Пока она громогласно разорялась насчёт наглых остроухих воров, второй ушастый засранец, прокравшись с фланга, сцапал столько коржиков, сколько удалось ухватить руками, и оба милых ребёнка бодро задали стрекоча.
Вслед им летели вопли лоточницы, отлично понимавшей, что, погнавшись за этими двумя, мгновенно лишится оставшегося товара:
- Мерзавцы! Ублюдки! Шлюхины дети!

***

Идея пойти в порт сама по себе была не слишком разумной, но перспектива есть любимые коржики, глядя на корабли, оказалась слишком привлекательна, чтобы удержаться.

Они, собственно, уже собирались благоразумно свалить, но их уже заметили. Местная шпана была, в основном, не намного старше, но куда злее. И отлично знала, что делать с потенциальными конкурентами, забредшими на чужую территорию.
Впрочем, Зевран не стал дожидаться, пока его начнут бить, ловкой подножкой уронил первого нападавшего поперёк переулка, схватил Эйла за руку, и они побежали. В отличие от портовых мальчишек, шлюхины дети ели досыта каждый день, и довольно быстро оторвались. Ни одна нормальная стая не станет преследовать добычу, которую нет шанса догнать – и силы потратишь, и останешься с пустым брюхом в итоге.

Они остановились только в трёх кварталах от «Сада» и, привалившись к растрескавшееся стене, принялись смеяться. За углом были рыбные ряды, и соответствующих запах, казалось, пропитал всё вокруг.

***

Вечерело, и надо было идти домой. Пройти через чёрный вход, подняться в комнату Алимы, которая, наверное, уже одевается для вечера, ходит по ковру в чулках, тонком подъюбнике и ажурном корсете, запудривая красную родинку на плече, и неизбежная лохань вытащена на открытый пол, и ковёр в этом месте аккуратно завёрнут… Когда они зайдут, Алима тут же пошлёт их в лохань и скажет, что они неизвестно где таскались, и назовёт их двумя поросятами... И велит мыться очень быстро.
Потом надо спуститься на кухню, поесть, и до утра сидеть тихо, а если и подглядывать за гостями, то только очень незаметно…

На самом деле Эйл очень устал за этот долгий счастливый день, и сонно моргает, пока они сидят на тёплом, почти горячем камне мостовой. Потом он лениво тянется и целует Зева в грязную щёку липкими и сладкими от мёда губами.

И они ещё какое-то время сидят и умиротворённо молчат, прежде чем встать и пойти домой.

***

[yisandra]

5.

***

Он не так уж изменился.

Просто вырос, вытянулся и научился подавать особенности своей внешности как божественную благодать.
Узнать его было легко – ещё бы, с таким букетом особых примет…

Сейчас ему никак не могло быть меньше двадцати семи, но он по-прежнему не выглядел на свой возраст. Уши всё также оттопырены – но теперь этого никто не замечает, потому что внимание отвлекается на бесчисленные серьги, которыми усеяны внешние кромки этих ушей от мягкой мочки до острого кончика хряща. У некоторых серёг – длинные подвески из узорного лёгкого металла или полудрагоценных камней – в комплект к точно таким же подвескам на заколках, скрепляющим мелкие косы в небрежно растрёпанной причёске. Волосы в детстве казались просто тёмными – теперь играют красивым оттенком рыже-каштанового – либо очень хорошая краска, либо долго подбирал травки, от которых оттенок стал заметен.
Рот всё такой же широкий – но губы столь идеальной, безупречно соблазнительной формы, что, один раз взглянув на них, невозможно не задаться вопросом: каковы они в прикосновении? каков их вкус?

И глаза, конечно же. Странные, с как бы вздёрнутыми вверх внешними уголками. Разноцветные – серый и чёрный.

Нет, Эйла невозможно было, не покривив душой, назвать красивым – слишком непривычное сочетание лишённых миловидной гладкости черт.
Но он обладал чем-то куда более важным, чем красота.
Он был экзотичен.

И, как любая экзотика, мгновенно и беспроигрышно вызывал самый жгучий интерес одним своим появлением – там, где самым привлекательным обладателям более обыденной внешности приходилось изобретать зачастую весьма сложные способы обратить на себя внимание.
Увидев его впервые – разве можно смотреть на кого-то другого?

- Пригласи его, - уже безо всяких игр, с внезапно прорезавшимися властными нотками, велел девочке Эйк, и та послушно направилась к Эйлу.
Эйк действительно никогда прежде не был в борделе иначе чем по делу, но он был вполне в состоянии оценить статус «леди», который спускается в зал последним и оглядывает помещение как свои охотничьи угодья. К такому лучше обратиться через девочку, которая за этим здесь и сидит.

Впрочем, до Эйла она дойти не успела – он уже присмотрел себе компанию, и, не дожидаясь приглашений и знаков, заговорил со скучавшей в одиночестве мрачной молодой женщиной. Она не была похожа на воительницу, не была одета как воительница – но симпатичное когда-то лицо пересекало три неприятных на вид шрама, словно следы когтей - и ещё один такой же шрам, если Зевран хоть что-то понимает в жизни, должен скрываться над искусно сделанным париком. Женщина подняла глаза на Эйла, нахмурилась, потом кивнула, и он сел рядом с ней.

***

Зевран не смотрел на него – уже нет. Это было ненужно.
Он не привык лгать себе, и понимал, что вернётся сюда позже и пригласит Эйлила – но не понимал зачем. Какой в этом смысл? Рассказать ему о себе, напомнить о совместном прошлом? Нет, конечно. В сущности, это была бы ложь. Что осталось в них от тех детей? Чуть меньше, чем ничего... разве что имена – но что значат имена, когда прошло уже больше двух десятков лет?
Ничего.
Что их связывает? Ничего.

…Тогда почему Зевран прямо сейчас, не сходя с места, предвидит их разговор: со всеми репликами Эйла, со всеми интонациями, гримасками и мельчайшими жестами – почему ему кажется, что он знает Эйла так, словно вырос вместе с ним, словно они провели все эти годы вместе?..

***

…В тот день Эйл появился бы в зале чуть раньше обычного, и сразу подошёл бы и сел с Зевраном
- Так и знал, что ты появишься, но думал, на раскачку у тебя уйдёт меньше времени, - сказал бы он вместо приветствия. Голос оказался бы приятный, и ему отлично подходило бы сопровождение из тихого перезвона и перестука подвесок в волосах при движении.
Зевран не задался бы вопросом, узнал ли его Эйл. Конечно, не узнал, и нечего тут думать. У Зеврана уши нормальной формы, а глаза нормального цвета – мало ли встречал Эйлил светловолосых эльфов в жизни? Да и что он может помнить о столь юном возрасте? Уж точно не лицо приятеля – тем более что лицо это по мере взросления могло измениться как угодно.
- Так уверен, что я к тебе?
- А что, я не прав и мне уйти? – тут Эйл сузил бы глаза и хищно улыбнулся. Зевран улыбнулся бы в ответ, и понял, что только что нашёл себе игру по вкусу.

Они бы обменивались небрежно обёрнутыми в шёлк колкостями какое-то время, откровенно наслаждаясь столь редкой – для обоих – возможностью бросить и принять подобный вызов в состязании в полную силу (и победитель получает всё).
Когда беседа закономерно дошла бы до обсуждения расценок, Эйл выразительно загнул бы красивую бровь. Зевран сделал бы вид, что чужая бровь продавила его сопротивление, и жестом дал бы понять тактично наблюдающей издали девочке, что ему и его спутнику надо выпить.
Эйл, в свою очередь, прикинулся бы, что слопал наживку. И начал бы рассказывать.
Зевран откровенно присвистнул бы, услыхав что за банальный минет с него намереваются слупить что-нибудь вроде 10 серебра.
- На любом углу это удовольствие обойдётся в 40 раз дешевле, - заметил бы он, входя в роль скупого клиента.
- Не сомневаюсь, - спокойно, с тихой скромной гордостью мастера, согласился бы Эйлил. – Но те, кого можно снять на углу, не умеют того, что умею я.
- О, продолжай, очень интересно…
- Тридцатка – час, восемьдесят – ночь.
- А у тебя губа не дура! – искренне восхитился бы Зевран. – Я даже не представляю, что ж ты должен уметь, чтобы стоить таких денег.
- Я умею всё, - заинтриговал бы довольный собой Эйлил, и поучающее поднял бы палец. – За одним конкретным исключением. Я не наношу и не принимаю увечий, но в остальном – нет ничего невозможного.
И он чуть наклонился бы к Зеврану, с торжествующей улыбкой игрока, задравшего ставки до совершенно неестественных высот, и ждущего, что соперник неизбежно спасует.
И, разумеется, Зевран не спасовал бы.

Может, ближе к утру Эйл поинтересовался бы, не собирается ли Зевран привести ему в компанию своего симпатичного друга-Стража?
Может быть, Зевран даже сказал бы ему, что друг-Страж отбыл в Ферелден – у Стражей есть дурацкая привычка спасать мир. Впрочем, у самого Зеврана сейчас занятия не более благоразумные: он, видите ли, пытается подмять под себя Антивских Воронов. Это безумно, но не больше, чем всю жизнь бегать от них по задворкам обитаемого мира.
- Я ещё навещу тебя как-нибудь, - улыбнулся бы на прощание Зевран.
- Знаю, что навестишь, - спокойно откликнулся бы Эйлил.

***

- Похоже, мне сегодня не повезло, - сказал Эйк, отводя взгляд от Эйлила и лукаво взглядывая на Зеврана.
- О, ну, кто знает – может, ещё повезёт? В карты, например? – отозвался Зевран, поднимая бровь.

Эйлил что-то говорил женщине со шрамами, и её поза постепенно становилась всё менее напряжённой.

***

Зевран смотрел на своего юного любовника, улыбаясь его шуткам, и чувствуя себя вполне счастливым. Он разобрался в своих эмоциях ещё в начале весны, и мог совершенно уверенно утверждать, что любит Эйка Табриса так глубоко, что на сравнимое по силе чувство у него едва ли когда-то хватит душевного огня.
Привязанность Эйка может оказаться непрочной, недолговечной, как случается порой с юношескими влюблённостями – но со стороны Зеврана такое невозможно.

Он смотрел на Эйка, и никакие ужасные противоречия не раздирали его сердце на части.

Он просто знал, что вернётся сюда позже.

Без Эйка.

***

КОНЕЦ.

[Елена-турк]

Нет слов, как это прекрасно!

[Panty&Mon]

Вы совершенно потрясающе пишете. Хочу выразить вам свой восторг))
Это прекрасно.

[yisandra]

Елена-турк, Panty&Mon
ох, спасибо.

[Тэйо]

Не зря ждал - оно прекрасно.

Эйк любил иногда врубить режим «я простой, как три медяка, парень из эльфинажа, милый, неотёсанный, манерам не обучался, писать-читать не умею, поможите чем можите», его это развлекало.

- Эй, выблядки ушастые! – добродушно окликает их флегматичный дневной охранник, и бросает огрызком яблока в Зеврана, но тот сноровисто уворачивается и показывает человеку язык. – Куда шкандыбаете-то? Опять шляться?

Зев крадёт с чьей-то бельевой верёвки подходящие ему штаны. Вместе с верёвкой – сгодится вместо пояса, штаны всё же чуть великоваты…

Но одно чувство всегда объединяло их безусловно – любовь к медовым коржикам.

Зевран сделал бы вид, что чужая бровь продавила его сопротивление

Это все в цитатник. Особенно любовь к коржикам. *вытирая слезы умиления* Они такие клевые получились. И стиль очень в тему.

[yisandra]

Aliger
эйк - это ради флэшмоба "даёшь табрисов в массы!"

ня, спасибо. я старалась.

[Тэйо]

yisandra, ага, я так и понял. У меня тоже парочка текстов с ними.
Кстати, а какого лысого генлока нет ни одного гнома?

[yisandra]

Aliger
у меня сложно с гномами. не то чтоб они мне были антипатичны, но я в них играла мало, и интересуют они меня меньше, чем люди и эльфы. да и матчасть про гномов я не курила, а без матчасти я не могу.

хотя ты заставила меня задуматься. надо посмотреть и может, написать что-то про гномов уже. а то как-то нехорошо получается.

вот будь здесь мой брат - у нас бы половина заявок и текстов была бы про гномов. и только гет.

[Тэйо]

yisandra, вот и я не курил. И даже не прошел до конца кампанию за гнома. Удивительное дело...
Гет про гномов. *ужасается* Не, хорошо, что его тут нет.

[Piemont]

Aliger,

Гет про гномов

неужели слеш про гномов хочется?!

[Тэйо]

Piemont, это предложение? Вообще, если честно, я долго икал, когда увидел эротическую сцену гном/Зев. Разрыв шаблона. Мне почему-то кажется, несмотря на все заверения Огрена, что гномы асексуальны. Во всяком случае, антисексуальны точно.

[yisandra]

Aliger
ну не, я не думаю, что гномы антисексуальны. особенно милые симпатичные гномочки. с такими и гет можно.
а вот слэша с гномами как-то совсем не хочется.

шаблон-то да. мне, как человеку, который даже в великом каноне "гимли/леголас" курил сугубо романтическую сторону вопроса, это тяжело. гномский слэш топчется мне по мозгам шипастыми ботинками и не вдохновляет.

[Piemont]

Aliger,

я долго икал

- ппкс!
ЗЫ: а почему сначала идет 3, потом 1, потом 4 и 2, а в конце 5? Нафига?

[yisandra]

Piemont
ну,полагаю, затем же, зачем вообще всё в тексте, начиная с букв и заканчивая запятыми. затем, что мне так захотелось. какие же ещё могут быть причины?

[Irit]

Спасибо, понравилось.

[Piemont]

yisandra, я сначала запуталась и нифига не поняла >< Сложно для восприятия: заканчиваешь читать, ищешь следующий кусок, а настрой уже меееньше, связь с атмосферой утончается и в результате имеешь впечатление, как от серии драблов.
Я ни к чему не понукаю тем более меня автор вряд ли послушает - делюсь своим впечатлением.

[Reena Ponte]

А мне наоборот понравился такой разброс частей, как-то освежает, что ли *_*
Вообще, очень понравилось, спасибо

[Piemont]

Reena, а я - габен консерватор

[yisandra]

Piemont
ну что сказать. очень жаль. там в предупреждении написано, что можно ориентироваться по цифиркам. вообще же куски расставлены не просто так, а чтобы создавать композицию, которая наилучшим образом передаёт мою эмоцию. так что - так было надо. это великая жертва во имя благой цели.

Irit
мррр.

[Piemont]

yisandra, получается, что частицы из детства типа флешбэков. Теперь ясно)))

[yisandra]

Piemont
конечно, так и есть

[Шхуна]

Про детство очень понравилось, светло и душевно. Лееето))))

А потом происходит эпохальное событие. Их жизненный путь пересекается с медовыми коржиками.

ыыы, как классно! И компания кошек тоже порадовала))

[yisandra]

Шхуна

хочется лета...