Земля обеднеет, если по ней перестанут зигзагами ходить ядовитые боевые эдарасы (c)
Предыстория ДАО.
Зевран сбегает из города и присоединяется к проходившему мимо клану долийцев.
"Однако реальность не имела ничего общего с тем, что я себе воображал, рассматривая перчатки матери".
Рейтинг любой.
Зевран сбегает из города и присоединяется к проходившему мимо клану долийцев.
"Однако реальность не имела ничего общего с тем, что я себе воображал, рассматривая перчатки матери".
Рейтинг любой.
-
-
11.10.2010 в 04:00Крылья для Ворона
Это была игра. Тальесин легонько подталкивал Зеврана в спину и говорил: «Беги». За спиной щелкал замок птичьей клетки, хлопали крылья, а дальше Зевран не видел и не слышал. Только ветер в лицо, пока он босой бежал по теплым камням патио прочь от дома, протискивался между прутьями решетки, и дальше – по улицам и закоулкам.
Где-то в небе над ним кружил ворон. Зевран не мог разглядеть его в ярком синем небе, но знал, что птица ищет его.
Это была игра. Зевран убегал и прятался, Тальесин выслеживал. Зевран учился ускользать от преследования, быть невидимым, терпеливо ждать, внимательно смотреть и слушать.
Каждый раз эта игра заканчивалась тем, что над ухом каркал ворон. Черные, блестящие как бусины, глаза птицы внимательно смотрели на беглеца.
Ворон получал от Тальесина кусок сладкой булки, Зевран – трепку.
Ворон всегда знал, где найти маленького эльфа. Зевран ненавидел и боялся птицу.
Ворона звали Гаэтан.
* * *
Тальесин был не таким маэстро асесино, как другие. Он много ездил по Антиве, не только потому что выполнял заказы. Он искал новых рабов для гильдии - высматривал, покупал.
Совсем неудивительно, что Зевран не помнил, в каком городе родился. Но когда он с Тальсином въехал в Лос Фарридос, глазам вдруг стало больно. Он уже видел эти деревянные дома, сплошь из потемневших сосновых бревен, помнил сладкий запах смолы и то, как она, янтарная, застревала на зубах. Он знал, широкая деревянная лестница ведет с площади на рынок. А за рынком широкий ручей и старый лес.
Лос Фарридос жил лесом, горел вместе с ним во время пожаров и снова отстраивался пахучим сосновым тесом. Когда-то лес принадлежал долийцам, и те, кто просил покровительства старых богов, удачной охоты и спасения от огня, вырезали на своих домах изображения деревьев.
Зевран помнил Лос Фарридос. Отсюда его увезли Вороны, и здесь он спрятал самое главное сокровище, какое только могло быть у мальчишки-сироты.
Зевран тихонько приоткрыл окно и сделал несколько бесшумных шагов к соседней комнате. Остановился, прислушиваясь. Тальесин говорил с незнакомыми вооруженными людьми. Они не были Воронами, просто наемниками.
Мужчины говорили о долийском клане, вернувшемся в лес.
Зевран послушал бы еще, но нужно было спешить. Он забрался на подоконник, чтобы спрыгнуть на крышу сарая внизу. Оглянулся напоследок.
Гаэтан дремал в клетке, накрытой ширкой шалью.
Он снова бежал. Но сейчас сердце билось, как безумное, не от страха, а от предвкушения радости. Мимо знакомых домов, мимо запущенных садов, мимо резных деревьев и лотков с мелкой лесной малиной и ежевикой.
А потом он остановился как вкопанный. Этот дом стоял, как и раньше. Он не приснился, не был фантазией тоскующего мальчишки.
Трехэтажный особнячок, где жили веселые женщины, где по ночам никогда не спали, а днем – наоборот.
Зевран стоял и смотрел. Под самой крышей, среди пыльного старья, было спрятано его сокровище.
Он прокрался по сонному особняку незамеченным, даже Тальесин был бы им доволен, будь он здесь. Хотя хотелось – громко хлопая дверями, как раньше, когда он был совсем маленьким. Чтобы веселые женщины ловили его, желая отшлепать, а он уворачивался и прятался за широкими юбками.
Лестница, ведущая под крышу, была заперта, и пришлось ползти по горячей крыше, а потом он ободрал руки на карнизе, протискиваясь в узкое чердачное окошко.
Под самой крышей было жарко, от пыли чесался нос.
Зевран встал на колени перед обломками кровати, заваленной тряпками, и просунул руку под доски. Ему казалось, что он забыл, как дышать.
Но под досками по-прежнему лежала жестная коробка. В жестянке - свернутый холст. В свернутом холсте – кожаные перчатки. У женщины, которая их некогда носила, была маленькая рука. Зевран натянул одну перчатку, прижал к лицу и вдохнул полузабытый запах.
Все это напоминало сны, которые он видел постоянно. Но сейчас все было взаправду.
Перчатка пахла старой кожей и пряностями. Солнечные лучи пробивались сквозь ставни. Не было ни печали, ни тоски. Было солнце, полуденная дремота, сладкая смола на досках. Была теплая мамина перчатка, словно женщина, которая некогда ее носила, вовсе не умерла, а держала в руке ладонь своего сына.
Он снова был дома.
Каркнул ворон.
Зевран не открывая глаз, дышал тонким пряным запахом кожи.
Ворон каркнул еще раз. И на плечо легла тяжелая рука.
- Ты ушел без разрешения. Это двадцать ударов ремнем, - сказал Тальесин. – И отдай мне то, что ты украл.
- Я не украл, это мое.
Зевран спрятал руки за спину, как будто это могло помочь. Гаэтан сидел на плече Тальесина и косился черным глазом.
- У тебя нет ничего своего. Ты принадлежишь Воронам. Ты принадлежишь мне.
Это был первый урок Тальесина, Зевран его помнил. Еще он помнил, что неподчинение приказу с первого раза – еще пять ударов.
Мамина перчатка грела руку. От ее запаха все еще кружилась голова. И отдать – хуже чем предать.
- Не отдам. Это – мамино. Можно мне здесь оставить?
- Нет. Отдай сам, я сожгу.
Зевран крепче сцепил руки. У Воронов нет ничего своего. Их воспитывают рабами.
- Малыш, - Тальесин погладил его по щеке, - незачем хранить память о какой-то эльфийской шлюхе.
Зевран опустил голову.
Тальесин знал, что мальчик упрям, но не глуп. Он согласится и отдаст сам.
И он не ожидал оглушительного удара в живот упрямым эльфийским лбом.
* * *
Площадь, рынок, ручей – Зевран не помнил и не знал, как быстро он убегал прочь. В глазах было темно, он никак не мог отдышаться, стоя на четвереньках. Только потом он понял, что вымок – видимо, в городском ручье, и что потерял одну перчатку – ту, что сжимал в кулаке, а потом… Зевран не знал. Но вторая по-прежнему была на руке. И Зевран не согласился бы ее снять, даже если бы ему пригрозили отрубить руку.
Он сел на землю и огляделся.
Он был в старом лесу. Высокие сосны покачивались и скрипели над головой. Воздух казался золотым.
Хотелось пить. Зевран пососал мокрый рукав рубашки.
Он понял, что не жалеет ни о чем. Это для них, для Воронов, есть только рабы и шлюхи. Но теперь он ушел от Воронов, и он свободен. Свободен умереть, как ему вздумается.
Зевран не знал, куда идти, и он пошел вперед.
* * *
Долийцы нашли его, когда он уснул, свернувшись калачиком в ельнике. Неразговорчивые татуированные мужчины вели его сквозь лес, Зевран зевал и спотыкался. Это снова было похоже на сон. Но впереди горел большой костер, него смотрели лица в темных и светлых узорах, и, казалось, огромные статуи за спинами долийцев все знают о мальчишке-бродяге.
Женщина со светыми волосами и резкими чертами лица заговорила с ним по-антивански. Она говорила резко, отрывисто. Все почтительно молчали, слушая ее.
Зевран смотрел на нее снизу вверх, не понимая, что от него хотят. Хранительница пугала не меньше каменных богов.
- Откуда это у тебя? – женщина держала в руке перчатку – ту самую, которую Зевран потерял.
- Отдайте! – звонко и непочтительно крикнул он, сразу очнувшись. – Это моей матери. Отдайте!
Он взахлеб заговорил. О Воронах, о Гаэтане, о веселом доме. Об эльфийской шлюхе и ее перчатках. О Тальесине и его уроках.
К Хранительнице подошел мальчик. Он тоже был светловолос. Женщина, слушая, обняла его одной рукой и прижала к себе.
Зевран сразу понял, что это ее сын. И он продолжал рассказывать быстро и горячо в надежде получить обратно мамину перчатку.
Потом наступила тишина.
Хранительница выглядела совсем усталой.
- Ты не знаешь этого, мальчик, но я скажу. У каждого рода есть свои знаки, их наносят на оружие и одежду. Перчатки твоей матери я бы не перепутала ни с какими другими. Ведь она была моей сестрой.
И хотя голос женщины звучал печально, Зевран подумал, что сейчас он, наверное, счастлив. Он не надеялся, но увидел долийцев. И он нашел тех, кто знал его мать, и тех, кто близок к ней по крови. И у него есть не совсем родной, но брат.
Зевран несмело улыбнулся.
- Дай мне вторую, - тихо попросила хранительница. И Зевран, сняв ее, протянул женщине.
Точно таким же движением, как и Зевран, она прижала к лицу перчатки, уткнулась в них, вдыхая запах.
Она помнит, она знает – Зевран чувствовал, как благодарен за это.
А потом женщина скомкала перчатки и швырнула их в костер.
- Эльфийская шлюха, - сказала она по-антивански и пошла прочь. Лишь на мгновение Зевран оцепенел.
Он бросился к огню, но его повалили на землю. Он молча и бессмысленно отбивался от хватки взрослого мужчины, затем его увели в какой-то шатер.
Было совсем поздно.
-
-
11.10.2010 в 04:01Таэрин, так звали сына хранительницы. Утром он принес Зеврану кусок лепешки и горячий травяной отвар.
- Мама плакала и молилась всю ночь, - сказал он на антиванском, смягчая гласные, как в долийском.
Зевран не мог ни плакать, ни говорить. У него словно комок в горле застрял. Он молча поел. Таэрин сидел рядом, пытаясь говорить на неродном языке, потом перешел на родной, и это было похоже на песню.
Слушая певучую речь, Зевран немного смирился со своей потерей.
Больше не будет уроков Тальесина и ворона Тальесина. Больше не будет никаких Воронов.
Он жив и свободен. Он в родном клане. Он больше не раб.
Где-то каркнул ворон.
Зевран осторожно поставил кружку с кипятком. Под пологом стояла большая черная птица.
- Нет, - неверяще сказал Зевран. И в отчаянии закричал: - Нет!
Птица взмахнула крыльями и взлетела.
- Вам нужно уходить, - севшим голосом сказал Зевран Таэрину. – Здесь Вороны.
Теперь он понимал, что хотели вооруженные люди от Тальесина. Они наняли гильдию, чтобы избавиться от долийцев, осевших в старом лесу Лос Фарридоса.
Таэрин не понимал и улыбался.
Он улыбался и не понимал, когда Зевран, вскочив, потащил его прочь из шатра, к хранительнице.
* * *
Клан был уничтожен в считанные дни.
Никто не может противостоять Воронам.
Таэрин не знал, как погибла его мать и, может, это к лучшему. Зевран держал его за руку, пока они сидели в яме для пленных вместе с другими детьми и подростками.
Он совсем ничего не знал о сыне сестры своей матери. Они даже толком не могли поговорить. Таэрин не хотел.
А Зевран знал, что их теперь всех ждет, и он никак не мог утешить Таэрина.
Только держать его за руку, пока их не разлучили.
* * *
Их подняли из ямы. Вокруг вертелись работорговцы.
Тальесин рассматривал маленьких долийцев, выбирал добычу для себя. А на плече перебирал цепкими когтями Гаэтан.
- Никуда не годится, - громко сказал кто-то за спиной.
Зевран оглянулся. Высокие бородачи ощупывали тело Таэрина.
- Совсем дикий, никуда не годный. Плохой из него будет раб, непослушный.
- Зато шлюха хорошая, он красивый, - предложил со смешком второй. Он стоял совсем близко к пленнику.
Зевран видел – все случилось слишом быстро. Таэрин резко вытянул нож из-за пояса бородача. И – никто даже ничего не понял – провел лезвием по своему горлу.
Зеврану на мгновение показалось, что Таэрин улыбнулся ему.
Но это только показалось.
* * *
Дни тянулись долго.
Зеврана выпустили из клетки. Шрамов на теле стало больше.
Ему было все равно.
С апатией, охватившей Зеврана после всего случившегося, даже Тальесин ничего поделать не мог. Он просто наблюдал, как эльф сидит, нахохлившись, на полу перед клеткой Гаэтана.
Птица смотрела на эльфа. Эльф смотрел на птицу.
Это было так просто – свернуть шею ворону. Взять и свернуть.
Зевран протянул ему кусок сладкой булки.
- Ты ужасно глуп, Гаэтан. У тебя есть крылья, а ты по-прежнему раб.
А потом Зевран пришел к Тальесину.
Маэстро асесино стоял, скрестив руки. И Зевран понимал, что больше не боится его.
- Я буду учиться дальше, маэстро асесино. Я буду лучшим Вороном в гильдии. И однажды я улечу от вас.
Тальесин засмеялся. Зевран засмеялся в ответ.
Он чувствовал себя свободным.
(конец)
-
-
11.10.2010 в 09:04-
-
11.10.2010 в 10:25Это очень радует, спасибо большое за отзыв
-
-
11.10.2010 в 11:04Автор, большое спасибо!
-
-
11.10.2010 в 11:11Ыыы, спасибо
Импу понравилось, это круто
-
-
11.10.2010 в 14:33злые вы, уйду я от вас.
-
-
11.10.2010 в 17:27-
-
11.10.2010 в 17:30-
-
11.10.2010 в 21:48Здорово написано.
-
-
12.10.2010 в 02:11Если бы не уроки религиозного воспитания в Церкви - обязательные для всех воронят старше одиннадцати лет (не из особой религиозности мастеров, разумеется, просто - что ж это за убийца, неспособный понять и просчитать любую цель, в том числе и из священнослужителей) - идея побега никогда не пришла бы в Зевранову голову.
Он родился рабом. У него всегда был хозяин. Он привык к тому, что вороны - вездесущи, и смысла бежать - нет, все равно найдут.
История того, как однажды девчонка - рабыня (девчонка!) - решила и смогла и изменила мир, несмотря и вопреки всему, поразила его как удар кованым каблуком под дых.
Можно, значит. Можно. Попытаться. И выиграть. Даже если ты родился ничем.
Она, конечно, погибла, но это ведь потому только, что ее предали. Его некому было предавать - у него не было ни семьи, ни друзей. Создатель его не поддерживал - но ведь и цель его была куда проще.
Всего только выйти из общежития незамеченным, выйти из города незамеченным, добраться до леса незамеченным и найти лесных эльфов.
Нашел.
Патруль клана обнаружил его однажды ночью на дереве - Зевран к тому моменту бродил по лесу уже неделю и порядком отощал.
Это было первым поводом для смеха и шуток.
Ну как же - эльф! чуть не умер с голоду!! в лесу!!!
И правда очень смешно. Правильный эльф никогда не умрет от голода в лесу, даже ранней весной, потому что у правильного эльфа всегда с собою лук и стрелы, а если вдруг их нет по какой-то случайности (трагической, конечно), то он знает как их сделать. Даже если ему двенадцать лет, и лес до того момента он видел лишь пару раз - как темную полосу за стенами города.
Зевран, впрочем, лишь пожимал плечами и, когда потешались над ним, смеялся сам.
Потому что - это ж надо было так лохануться. Не подумать о том, как добывать пищу в весеннем лесу, когда ни трав ни грибов еще нет, по идиотски забыть про лук, который, конечно пришлось бы воровать из общей оружейной, да и из города сбежать с палкой в собственный рост гораздо сложнее, чем без палки, но... Короче, сам виноват, Зевран, и нечего тут.
Между прочим мог бы и научиться ловушки ставить - даром что мастер Орсини говорил: такие чуткие пальцы и такая ловкость - самое то для ловушек и замков. Но ему всегда больше нравились яды. Мастеру Лоренцо было не важно, кто его ученик - эльф, человек или паук на двух ногах. Мастеру Лоренцо были не важны количество лет, смазливая физиономия и необходимость подставлять скамейку для работы за верстаком - были бы усидчивость, внимание и осторожность. Шумные самоуверенные силачи не выживали у мастера Лоренцо.
Вот и сиди теперь со своей сотней никому не нужных ядов.
Правильные эльфы все знают как ставить ловушки. И никогда не отравляют стрелы.
Им не нужно. Правильные эльфы бьют ворона в глаз с сотни шагов. Или с двух сотен. В общем, из далекого далека, когда и ворона-то не видно, не то что его глаза. Но правильные эльфы - они чувствуют.
Это было вторым поводом для шуток.
Ну как же - эльф! целых двенадцати лет!! и стреляет хуже детей!!!
Учили Зеврана с пятилетками. Учитель еле сдерживал веселье - и Зеран его понимал вполне. Взрослый парень, мускулы какие никакие есть, в его возрасте уже охотниками становятся - и орда ребятишек вокруг. Ну смешно же.
Пятилеткам, в отличие от учителя, смешно не было - они серьезно, с сознанием своей великой ответственности показывали ему, что он опять сделал не так и как правильно. Он был им благодарен. И немного завидовал - совсем чуть чуть, зависть - глупа и бесполезна, но так, оттенком, привкусом, отголоском - ах если бы... если бы... если бы у меня в пять лет был лес - и свет - и воздух - и еды сколько нужно - и свобода без страха...
Да, тогда бы он вырос правильным эльфом. А не вот таким, ничего не умеющим. Он ведь даже волков убивал неправильно, портя шкуру. Деревянные кинжалы странно лежали в руке, сбивая натренированные движения непривычным балансом, хотя резали они не хуже лучшей стали.
Это было третьим поводом для смеха.
Ну как же - эльф! не умеет охотиться!! и даже ходить бесшумно не умеет!!!
На это Зевран криво улыбался. Он умел ходить бесшумно - он был бесшумней тени - на камне брусчатки, на мраморе дворцовых полов, на утоптанной земле. Но не здесь, не на траве, прошлогодней листве и сухих ветках, среди кустарника и молодой проросли.
Этому он учился отчаянно - но чувствовать лес как те, кто в нем родился, ему не было дано. Как ни жаль.
Будешь свежевать туши, сказали ему, раз в охоте от тебя пока никакого толку. И стальные ножи как раз на дело сгодятся.
Он только кивнул.
В охоте от него и верно толку не было почти никакого, а тут можно и поучиться новому - свежевать туши воронят не учили. Но ему отчаянно жаль было тупить свои кинжалы о ребра оленей. Кинжалы ему достались с кровью и болью, он выбил право на личное оружие у двадцати воронят своей группы, и подтвердил в бое с младшим полным Вороном.
Он получил кинжалы и право на татуировку - и выбрал одну из тех, которые украшали давно отобранные у него перчатки матери. Кто же знал - что право на валеслин нужно заслужить, что это ритуал... и кто, в самом деле, дернул его за язык сказать правду, что татуировку ему сделал мастер - человек в порту Антивы. Мог ведь и соврать? мог. Конечно мог - сказать что был ритуал, и что делал ее эльф в гетто. Посмотрели бы презрительно, но все же - не так.
Ты никогда не получишь настоящий валеслин, сказали ему, потому что твоя кожа уже осквернена. Они были серьезны и печальны, а ему хотелось смеяться. Эх, если бы вы знали, насколько моя кожа осквернена! и не только кожа, кожа - это мелочь. Вы бы никогда не подпустили ко мне пятилеток, если бы вы знали - но вы не узнаете, все таки я хотя бы чему-то тут научился. И я никогда не буду правильным эльфом - это я тоже уже понял. Но - плевать. Быть неправильным эльфом в лесу, на свободе без страха все же лучше, чем быть правильным вороном в клетке.
А свежевать туши... ну кто-то же должен это делать, верно?
И он бы остался. Насовсем. Но...
Ты не долиец! сказал ему ученик хранителя клана. Ты порченый. Ты отказываешься принять веру предков.
Да я не отказываюсь, сказал ему тогда Зевран, просто... не верю я в них. Но я хочу поверить. Правда.
Порченая кровь, сказал ученик хранителя клана. Истинный долиец поверил бы сразу. Истинный долиец чувствовал бы сердцем.
Ну нету у меня сердца, подумал Зевран, нету, вырезали. Так получилось.
Я долиец, сказал он вслух. Вы же знаете. Я же рассказывал.
Твоя мать была неправильным эльфом, сказал ученик хранителя храма. Порченым. Истинная долийка бы умерла, но никогда не...
Он никогда не закончил фразу.
Он захлебнулся своей кровью - и был спрятан среди разделанных туш.
Когда труп нашли, Зевран был уже далеко.
-
-
12.10.2010 в 02:27просто отлично!! как раз то, что нужно - как Зевран не мог вписаться в этот уже не родной для него клан, что он там совсем чужой.
классно написано. мне очень нравится.
и смешно, и грустно.
-
-
12.10.2010 в 08:26-
-
12.10.2010 в 09:20Просто потрясающе. Очень понравилось.
-
-
12.10.2010 в 11:32Будешь продолжать говорить, что ты любишь хэппи-энды?! =)Наконец-то ты его дописала! Я уж думала, забыла. Очень красиво вышло. Трогательно. Очень по-зеврановски, очень по-дашному. В общем, правдоподобно. Верится, что все было именно так.
И все учтено: и то, что еду он бы фиг нашел, и что оружие там другое, и что охота с убийством требуют разных навыков, и что его мать для них - не долийка, и что он не сможет так почувствовать лес...
Зевран у тебя очень хорошо получается. Собой - в любом возрасте. (Осталось описать мужчину лет 45-50 и младенца
-
-
12.10.2010 в 16:49Будешь продолжать говорить, что ты любишь хэппи-энды?! =)
Я их люблю. Я не умею их готовить.
-
-
12.10.2010 в 17:31*Начинает беспокоиться за обещанный фик*
-
-
24.11.2010 в 16:16Он никогда не закончил фразу. Может лучше бы написать, он так и не закончил фразу? Не очень смотрится.